В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

— Согласен с тобой, Игорь. Я тоже считаю, что это всё упражнения на заданную тему, но тема-то убойная… Скажу тебе совершенно откровенно: если бы АМК придерживали здесь по любой другой причине, я бы мог помочь. Подчеркиваю — по любой другой… А по линии сионизма ничего сделать не могу. Очень сожалею, но не могу — так и передай АМК.

— Ничего я ему передавать не буду. Он вообще не знает о моей поездке к тебе. Я сам хотел разобраться во всём этом, извини, дерьме… Разобрался с твоей помощью, и за то спасибо. АМК идеалист, ему в отличие от таких прагматиков, как мы с тобой, нелегко будет пережить этот ушат лжи и лицемерия от власть имущих из своей родной партии.

Помолчали каждый о своем… Я был поражен примитивным идиотизмом тех, кто принимает здесь решения. Станислав — было видно — не хотел выглядеть в моих глазах, а главное — в глазах АМК, частью этой тупой машины. Как-то само собой получилось, что я внезапно рассказал ему о сегодняшнем происшествии у входа в гостиницу «Метрополь». «Получается, что эти парни правы — евреям действительно следует уезжать в Израиль, не правда ли, Станислав?» — спросил я, закончив свой рассказ. Станислав наклонился ко мне через стол, как бы приготовившись произнести что-то сугубо конфиденциальное, поднял палец к потолку и едва слышно сказал: «Если бы евреи знали, что и как о них говорят там, они бы не просто уезжали, а… убегали…» Он откинулся на спинку кресла и добавил: «Но я тебе об этом не говорил».

Остаток того дня в Москве я пытался не оставаться наедине с самим собой. Поначалу собрался было провести вечер у друзей, но на душе было слишком пакостно. Поехал на вокзал, купил с помощью носильщика за взятку билет на «Красную стрелу». Потом пошел в Консерваторию. Последний раз я был там, уж не помню сколько лет тому назад, на выступлении Ростроповича, он играл концерт Прокофьева для виолончели с оркестром — наверное, давал один из последних своих концертов до высылки за границу. Тогда Мстислав Леопольдович был уже в опале — как рассказывали зарубежные «голоса», за то, что приютил Солженицына на своей даче в самый разгар гонений на писателя. Сегодня давали концерт Мендельсона для скрипки с оркестром, играл Леонид Коган — с трудом удалось купить с рук билет с двойной переплатой. Этот мендельсоновский концерт начинается такой чудной мелодией, после которой что-то божественное в душе возрождается… хотя бы на некоторое время.

После концерта начало вызревать во мне некое нестандартное движение души, которое, в конце концов, изменило течение жизни. В буфете «Красной стрелы» я выпил коньяка, чтобы приостановить или заглушить это гибельное движение, но коньяк не помог… Не стоял я на мысе Сагриш рядом с Генрихом Мореплавателем, не был летописцем подвига Магеллана — пора выбросить на помойку эти кругосветные фантазии. Нет у меня такого шанса, а тот, который мне подсовывают, пусть засунут себе в… Не получилось, не задалось — точка! И когда уже под утро на подъезде к Ленинграду то движение души после мендельсоновского концерта оформилось в ясное и твердое решение, я вдруг почувствовал огромное облегчение, которое приходит к человеку, принявшему решение после долгих и мучительных сомнений. Говорят, что человек, принявший решение, поднимается по ступенькам нравственной лестницы выше того, кто решение еще не принял. Не знаю, как с «лестницей», но ясности цели и твердости в поступках принятое решение, безусловно, прибавляет.