В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Я продолжил свой рассказ под отрывочное бурчание Станислава: «Ишь, гусь, повадился в Англию…», «Ну, этот пусть съездит…», «Этому всё неймется, пусть посидит здесь…», «Отдохнуть иногда надо…», «Ну, это будет полезно…», «Плохо стал работать, но…», «Пора и честь знать…» При этом Станислав не скрывал уровня своей власти, называл фамилии довольно известных людей. Как бы советуясь со мной, ворчал: «Ну, что делать с ним, ума не приложу…» — и называл имя очередной знаменитости. Наверное, хотел покрасоваться передо мной, а главное — заочно перед АМК. По мере нашего общения моя оценка возможностей Станислава Федоровича быстро возрастала, но… надежда на его помощь таяла еще быстрее. К концу своего рассказа я понимал, что он мог бы запросто решить нашу с Ароном проблему, однако… вряд ли захочет этим заниматься. Когда я закончил, Станислав сам подвел итог: «Всё ясно, ситуация близка к стандартной, если не считать уровень и важность вашей разработки… Чем я могу помочь?» Я определил свою просьбу так: во-первых, хотелось бы узнать не уклончивую, а четкую формулировку причины запрета на поездку АМК за границу, и, во-вторых, если это возможно, изменить решение и позволить АМК самому довести работу до конца, учитывая уровень и значимость нашей разработки. «Ты, Станислав, как никто другой, понимаешь важность выявления всех особенностей работы системы перед запуском ее в серийное производство», — подсластил я пилюлю. Станислав долго молчал, продолжая перебирать бумажки на своем столе, а потом предложил: «Знаешь, Игорь, мне нужно навести кое-какие справки… Ты пойди в нашу столовую, пообедай. Там, кстати, неплохой буфет, можешь кое-какой дефицит с собой взять. Короче, приходи… часа через полтора-два, я постараюсь…»

В столовой я съел отлично приготовленный филе-миньон с грибами, картофелем фри и свежим салатом и выпил две бутылки чешского пива. Потом погулял по коридорам, вернулся в буфет и начал думать, что бы такое взять с собой… Фантазии, конечно, не хватало — заказал баночку черной икры, полкило твердокопченой колбасы, головку французского сыра, сайру, анчоусы и еще что-то… Потом задумался: брать ли ананас?

Внезапно замелькали в памяти пять надписей: «Отпусти народ мой», а потом — как кагэбэшники запихивают молодых ребят в тюремную машину с решетками… Стало тошно… «И сказал Господь Моисею: пойди к фараону и скажи ему — так говорит Господь: отпусти народ Мой…» Здесь логово фараона, пусть он отпустит и МОЙ народ — я, кажется, прошептал, словно в бреду: «Отпусти народ мой!» Буфетчица в белоснежном чепчике непонимающе посмотрела на меня и переспросила, что я еще желаю взять…

Когда она назвала неправдоподобно низкую цену моего заказа, я, очнувшись, сказал: «Извините, я забыл бумажник в кабинете, приду позднее… Извините…» — и быстро ушел, хотя она, мне слышалось, предлагала взять заказ, а заплатить потом.

Когда я вернулся в кабинет Станислава, выражение его лица не оставляло надежды на благополучный исход моей миссии. Поразила первая же фраза — она была как две капли воды похожа на то, что сказал когда-то Шихин, когда Арон просил его взять в аспирантуру Гуревича. По-видимому, откуда-то сверху им всем продиктовали этот штамп для внутреннего пользования — «сейчас очень сложно с еврейским вопросом».

— Дело сложное, Игорь, не буду от тебя скрывать. Ты же сам знаешь, как сейчас напряженно с еврейским вопросом, сионизмом и прочим… АМК просто попал под этот общий каток, ничего, как говорят, личного…

— Какое Арон Моисеевич имеет отношение к сионизму? Это же бред какой-то… Он известный ученый, работает над секретными проектами, член партии, в конце концов.

— Между нами, Игорь… В досье АМК указано, что он предпочитает — так и записано «предпочитает» — брать в аспиранты евреев, названы фамилии… Якобы он готовит из них ученых для будущей работы… понятно где… Сказано также о переписке с зарубежными учеными-евреями. Еще знаешь, что там отмечено, — я об этом не знал… Якобы АМК копает свою генеалогию и гордится своими еврейскими предками.

— А там не сказано, что среди его зарубежных родственников были Карл Маркс и Генрих Гейне? Плюс — несколько известных большевиков с дореволюционным стажем…

— К сожалению, в этом антисионистском раскладе заслуги предков и родственников не имеют никакого значения.

— Но ведь ты, Станислав, понимаешь, что все эти доносы об аспирантах-евреях — сплошное вранье. Мы с тобой тоже бывшие аспиранты АМК, наш секретарь парткома — его ученик. Как ты понимаешь, он такой же еврей, как и мы с тобой. А эта чушь относительно переписки АМК с учеными-евреями… Он очень удивился бы, что кто-то считает, сколько евреев среди ученых в его переписке, что кто-то заносит это в баланс его мнимого сионизма. Потому что сам этим не интересуется и даже не знает, кто среди них еврей, а кто ирландец или француз.