В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Я вернулся в лабораторию с поганым настроением, в котором было намешано много ингредиентов — от чувства неуверенности в себе до ощущения собственного предательства. Рассказал всё, как было, Арону. Он без видимых эмоций сказал, что всё правильно, и ушел к себе…

Вечером я дозвонился до приятеля, бывшего аспиранта Арона, который работал теперь в аппарате ЦК, и попросил его заказать мне пропуск на завтрашнее утро. Потом собрал портфель и поехал… на Московский вокзал. С вокзала позвонил Арону и попросил два дня отпуска за свой счет по личным делам. Билетов на «Красную стрелу», конечно, не было, я дождался следующего поезда, сунул проводнице десятку и уехал в Москву плацкартным вагоном…

Люблю ходить неспешно по этой части Москвы — от Спасской башни Кремля до здания ЦК КПСС. Здесь мощь власти дух захватывает, здесь обаяние власти обволакивает и завораживает. Такого никогда не случается в величественном, но… провинциальном Ленинграде. Зримые символы власти сопровождают вас повсюду на этом не столь длинном пути. О начальной и конечной точках маршрута много говорить не приходится — именно здесь, в Кремле и в ЦК КПСС, принимаются и утверждаются все важнейшие решения, это две вершины глобальной коммунистической диктатуры над третью земного шара. Кремль, кроме того, еще самое красивое место Москвы — не зря старались средневековые итальянские мастера. Обычно, обойдя Красную площадь против часовой стрелки, я через проезд между Историческим музеем и Музеем Ленина выхожу в Охотный ряд и иду по нему в направлении площади Революции. Слева возвышается еще один символ власти — гигантское здание Госплана СССР, построенное с использованием развалин Храма Христа Спасителя в 30-е годы. Здесь заседал поначалу Совет Труда и Обороны СССР, а затем Совет Министров СССР. Идем дальше, никуда не сворачивая, пересекаем площадь Революции, справа памятник Марксу, слева Большой театр — тоже в определенном смысле символы этой власти.

Я уже подходил ко входу в гостиницу «Метрополь» на углу площади, когда заметил перед собой пятерых крепких парней, неспешно, как бы строем идущих в том же направлении. Они привлекли мое внимание своим раскованным видом и одинаковыми спортивными куртками. Перед входом в гостиницу парни внезапно по-военному развернулись цепочкой вдоль тротуара и отработанным движением синхронно скинули куртки. На их белых футболках крупными красными буквами было написано знаменитое библейское изречение «Отпусти народ мой!». Торопливо проходя мимо цепочки смельчаков, я хорошо разглядел и эту надпись и… улыбки на лицах парней. За моей спиной защелкали фотоаппараты, а затем из вестибюля гостиницы стали выбегать и скручивать манифестантов охранники в штатском. Еврейские парни простояли, вероятно, не более минуты, но иностранные корреспонденты успели заснять эту сцену. Когда я с угла посмотрел назад, целая орава кагэбэшников уже заталкивала парней в милицейскую машину с решетками.

Я никогда не видел ничего подобного, не представлял себе акцию такой яркости и смелости — не «застольно-кухонный», а публичный протест против режима. И вот здесь, на этой тропе власти, в этом эпицентре ее могущества пять простых парней бросают ей вызов… Я был потрясен самим видом этих смелых и свободных молодых людей. Сейчас их везут в камеру предварительного заключения, им всем, вероятно, пришьют срок за антисоветскую пропаганду, но… я видел их счастливые лица! Мне ничего не грозит, я направляюсь в логово власти, в тот самый отдел той самой советской пропаганды, чтобы униженно просить, по существу, о том же, чего требуют они, но… почему у меня на лице нет улыбки счастья?

Тем временем я вышел на простор Лубянки — здесь только идиоту придет в голову улыбаться. Перед нами на панорамной картине огромное здание главного исполнительного органа коммунистической власти — Комитета государственной безопасности. Этот орган подобно рецидивисту несколько раз менял свое название, чтобы увильнуть от богини правосудия Фемиды, которая из-за повязки на глазах могла судить о преступнике только по его имени на слух. Вследствие этого обведенная вокруг пальца Фемида полагала, что ВЧК, ЧК, ГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ и КГБ — это разные подозреваемые и что ни один из них не отвечает за преступления другого. Из-за той же слепоты Фемида упустила главного организатора и духовного вдохновителя всех этих организаций — «железного Феликса», гигантский монумент которого с карающим мечом «украшает» центр раскрывшейся перед нами площади. Внезапно площадь опустела, по ней со стороны Политехнического музея к площади Революции на огромной скорости промчались две милицейские машины, а за ними — кортеж из нескольких огромных черных лимузинов. Вероятно, члены Политбюро едут на совещание в Кремль — зрелище захватывающее и устрашающее.