В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Я увидел эту мерзопакость первым, пожал плечами, сплюнул… но рассказал Арону. Он не проявил никакого интереса к данному сюжету, но… поведал о нем Наташе. Та позвонила мне в ярости… Она просила пойти к начальству и потребовать разъяснений. «Если в нашей стране неприлично быть евреем, пусть так и напишут на своем поганом стенде», — говорила она. Мне очень не хотелось общаться по этому вопросу с начальством, и я пытался отговорить ее: «Вникни, с кем ты собираешься дискутировать национальный вопрос… Стенд готовили рядовые партийные холуи, они применяют слово „еврей“ исключительно в негативном смысле, их так воспитали. Холуи убрали это слово из подписи под портретом Арона, чтобы показать, как глубоко они его уважают, несмотря на то что он еврей. Самым сложным будет объяснить исполнителям, что кто-то хочет быть евреем и что кого-то может обидеть отсутствие упоминания о его еврействе». Для убедительности добавил, что в недавно изданной Академией наук книжке с подробной биографией Альберта Эйнштейна нет упоминаний о его еврейском происхождении. «Как видишь, Арон попал в неплохую компанию», — пытался я отшутиться, но Наташу мои доводы не убедили. Она настаивала: «Либо они вставят в текст национальность Арона, либо замажут национальности всех остальных. В противном случае я обращусь в более высокие инстанции…»

Что было делать — я пошел к секретарю парткома Ивану Николаевичу. Ваня сделал большие глаза — он якобы впервые слышит об этом стенде. Я сказал: «Ваня, разберись, пожалуйста, какие долбоебы делали стенд. Тебе лично нужен скандал? Пусть добавят только одно слово „еврей“ под портретом Арона, и всё будет улажено… Иначе информация пойдет выше, причем отнюдь не от меня и не от Арона, но пойдет, поверь мне». Ваня, было видно, озаботился и заверил меня, что разберется с этим вопросом сегодня же. Следующим утром я первым делом пошел в библиотеку, чтобы убедиться, что в стенде ничего не изменилось — так я предполагал. Но действительность оказалась причудливее моих ожиданий — стенд просто исчез, и никто из окружающих не знал, кто и когда его похитил и где спрятал! Есть стенд — есть проблема; нет стенда — нет проблемы! Я тут же пошел в партком, но секретаря парткома на месте не оказалось, а Екатерина Васильевна сказала, что никаких распоряжений от Ивана Николаевича по поводу стенда не поступало и что она узнала о его исчезновении от меня. «А был ли стенд, Игорь Алексеевич?» — спросила она с женским лукавством. Я доложил об этом неожиданном повороте дела Наташе. Она подвела итог: «Антисемиты, подонки, трусы… Еще, наверное, мужчинами себя считают…»

Вот такая она, Наташа!

Еще запомнился случай в Павловском парке. Как-то осенью мы с Ароном и Наташей поехали в Павловск полюбоваться здешним уникальным по красоте багряно-золотым листопадом. На лужайке перед дворцом была развернута небольшая сувенирная ярмарка. Пока мы с Наташей обсуждали творение Чарльза Камерона в стиле классицизма, Арон отошел к небольшому столу со значками, вазочками и тарелками под «Гжель» и другими безделушками. Там торговал, как я потом разглядел, тощий жидкобородый молодец с какими-то аляповатыми нашивками вместо погон, явно косивший под казака. Арон, мы видели, о чем-то говорил с ним недолго, а потом вернулся какой-то понурый… «Этот тип, видите ли, не продает ничего… жидам… то есть евреям…» — Арон пытался произнести фразу с иронией, но это у него не получилось. Я, тугодум, еще не принял решения о том, как поступать в данном случае, а Наташа уже стремительно двинулась в направлении «казака». Дальнейшее было сокрушительным — она взялась двумя руками за край стола и резким движением вверх опрокинула его, так что тарелки, значки и прочее барахло посыпалось на землю, звеня и разбиваясь… Парень заорал, замахал руками и попытался ударить Наташу. Мы с Ароном бросились ей на помощь, я схватил продавца за ворот и проскрежетал: «Если ты, ублюдок грёбаный, немедленно не уберешься отсюда вместе со своим барахлом, я тебя, недобитка фашистского, упеку за антисоветскую пропаганду в общественном месте лет на пять по статье…» Сжимая ворот его френча, я назвал наугад номер какой-то мифической статьи уголовного кодекса. Это подействовало, «казак» заткнулся и быстро стал собирать в мешок остатки своего товара, а мы поспешили уйти… Поездка, конечно, была испорчена, но я был восхищен Наташиной решительностью.

Вот такая она, Наташа!

Мы, однако, отклонились от темы моего отпуска в Пярну, впрочем, отклонились незначительно, потому что именно здесь, в Пярну, то тайное, что питал я к Наташе, внезапно раскрылось, стянулось в роковом узле и… развязалось!