В нежном мареве

Шиш Брянский В нежном мареве

спасибо Михаилу Вербицкому, Павлу Лиону

и Екатерине Белоусовой

деду Пихто, в страхе и трепете

Юмор моего положения в том, что меня будут путать

— c бывшим базельским профессором, господином доктором…

Чёрта с два! Что мне до этого господина!

Ницше

* * *

Вижу только Солнце, а не гнутых вас.

Сохлый ум крошится, вытекает глаз,

Пузырями в небо улетает кровь,

Я — костёр Сварога, кости лучше дров.

Солнечное брашно — яд для крыс и блох,

А мне оно не страшно, жги меня, жар-бог!

Никогда не думал я, что ты таков -

Магмой льются зори из твоих зрачков,

Мёдом с уст каленых — золото и медь,

Красной погремушкой любишь ты греметь,

О, исклюй мне печень, сердце мне пронзи -

Я тебя сегодня увидал вблизи.

* * *

Далеко, глубоко, в пылающих недрах

Таится мой нежный и яростный недруг.

Как-то снизу в меня запускает он руку,

Я не знаю, как он такое может,

Он берёт там внутри за какую-то штуку,

Выдвигает наружу, и кусает, и гложет.

Ну а если б не было его,

Я обычное бы был хуйло.

Ну а так — ничего, ничего.

Мне легко и светло.

* * *

Я молюся стоя

Каменной лисе,

У меня простое,

Нежное Лице,

Я влачу на Вые

Райских руд ярем,

Звёздочки живые

Чорным Ротом ем,

В хладный Лоб цалуют

Ангелы меня,

В тухлый Носик дуют,

Глазками маня,

Тусклым златом блещут

В Очи мне кресты,

Узким платом хлещут

Плоть мою Хлысты,

Кажет Хуй Геенне

Тайный Венни-Пух,

Хлеба охуенней,

Мёда невьебенней

Набухает Дух.

* * *

Получил я в Лобешник изнутри

И с тех пор души во Мне три:

Перва — лёгкий Пух,

Другa — тяжкий Пых,

Третья — Храм Всех Слепых.

* * *

Отруби себе Хуй,

Словно доктор Жеваго,

Брынзу тлена земнаго

Лучезарно изблюй,

Себе в душечку вдуй

Непостижное благо.

* * *

Вставьте мне в сердечко звёздочку, звёздочку,

Вместо ушек вставьте ракушки, ракушки,

А заместо глазок — шарики, шарики,

Вместо брючек дайте штаники, штаники,

Положите меня в ясельки, в ясельки,

Чтобы я лежал бы в люлечке, в люлечке

И пускал из носа сопельки, сопельки,

Издая при этом вопельки, вопельки.

А потом постройте радугу, радугу,

Чтоб по ней бежали гномики, гномики

Чтобы в ней бы жили кошечки, кошечки,

И кормите меня с ложечки, с ложечки.

Но вы этого не можете, не можете.

Ну так что ж вы блядь меня не уничтожите?

* * *

Шестою чясьтью суши

Я правлю, как Зевес,

И слушаю сквозь уши

Внеумный скрып дрэвэс.

Горит огнёк в углочке,

Летают, блядь, грачи,

И в каждой моей строчке -

От счастия ключи.

* * *

Точно ларь внутри ларя другого

Я мирской чешуи касаюсь краями.

Меня вынул Есь из гнезда золотого

И сказал сидеть в чорной яме.

О, гиперборейские Бутырки!

Черви, черви, я дам вам крила!

Лишь бы око не заросло на затылке,

Лишь бы синею кровь была.

* * *

Запретите на Хуй сраный

ком

му

низм,

Запретите на Хуй ёба

ный

фа

шызм,

Чтобы лучьще нам желося,

Чтобы Мондыльштам бы Ёся

Сътавил бы России в Жопу

боль

ше

клизъм.

Ты братишка будешь Гог, а

я

Ма

гог,

Мы с тобой построим много

си

на

гог.

Мы из мужичков кошэрных

Для брагыньскых и папэрных

Испечом с тобою сладкой

Ко

ло

бок.

Отмените на Хуй солнцерогий

Крест,

Посадите наше Солнце

под

а

рест,

Пусть мороз Его застудит,

Пусть его совсем не будет,

Пусть его на ужын

Motya Brodsky съест.

* * *

На меня Он посмотрел -

Я мяукнул и прозрел.

* * *

Самое главное — слышать,

Как чернозём смеётся,

Самое главное — видеть,

Как бессильное время гибнет,

Как рвутся склизкие жилы

Жирных желтушных денег,

Как новый закон вырубает

Города, словно хилые рощи,

Как довольным головы рубит

Заря мечом раскалённым.

* * *

Мою Кровь отожмут в полосатую мензурку

И испить поднесут обезжопленному Турку.

А когда он Её звонко выблюет наружу -

Поглядись, чмошный мир, в эту искристую лужу!

* * *

Мъне синица рассказала

На Сионских горах,

Что Я чорный ломтик сала,

Что Я прах, что Я прах.

Что вольошь в Мою Ты Прану

Литор дольней хуйни,

И Я стану, и Я стану

Как они, как они.

И вопхнёшь Меня Ты в стадо,

Мою Волю истлишь.

Ой, не надо, слышь, не надо,

Ну пожалоста, слышь!

* * *

Я приучил себя к бескружному раденью -

Не быть, не срать, но сьметь в хуячечном миру.

Я думал — ой, умру! А Хуй вам — не умру!

Я поцалуюсь лишь с эребской темью.

ИЗ ГЕССЕ

Ярко-красный макмахон,

Звонное Луно.

Не от Я родится Он,

Но Тебю из Мно.

Это просто Мопский Прыщ

Манной брызнул в мир.

Эр ист йунг, гезунд унд фриш,

Дэн нун ист Эр ир.[1]

* * *

Эребский кус

протолкнут в Рто.

Ну, значит, всё уж…

тут уж что…

Но, слышь, ведь кус

ещо не съет?

Not yet! Not yet!

* * *

Три помощника у меня было,

Три помощника.

Хуй!

Один воздухом насмерть подавился,

Другой выблевал сердце от тоски,

А третьего в праздник святой за додекафонное пенье

Растерзали церковные голуби на куски.

Теперь придётся мне самому

Пойти в помощники к этому, к нему.

Я зпою и завою,

Буду звонкой стучать головою

В злую землю, в червивый тамтам.

Он мне приказал это сам.

Хуй!

* * *

Ой ты, цветик мой, слышь, семицветик,

Ёбнулся ты о мой парапетик!

Не вовремя выстрелил

мой самострел.

О, Гермес-Трисмегист,

куда ж Ты смотрел?

* * *

В мох зарылось солнце,

Тускло без фонаря.

Манит возле устья

Узкая нора.