В новый день

В общем, когда я взглянул на карту, на которой были помечены места, в которых мою цель уже успели заметить, то мне стало вполне ясно куда идти. Дело в том, что она призраком материализовалась во всех заведениях, где мы когда‑либо были вместе. Так, она была уже в местах пяти из чертовой дюжины наших местечек.

Нет, дело не в том, что нам не сиделось на одном месте — обычные меры предосторожности, ведь уж что‑что, так по оставленному кем‑то следу легавые и прочие шавки шарят будь здоров.

Чем я лучше?

Я еще раз посмотрел на карту. В принципе, думал я, тут можно прикинуть ее маршрут — она идет на восток, отклоняясь иногда, из‑за чего ровная линия ее пути напоминает кардиограмму человека, чье сердце стучит уже чисто из вежливости. Ближайшим местом, куда мне стоило идти, был какой‑то клуб, название которого было намазано тусклой краской на кирпичной стене.

Одно из тех мест, в которых можно провести время, пока музыка не начнет заглушать слова и мысли, где за стойкой каждый раз новое сомнительное лицо, но где, на удивление, все знают постояльцев и наливают вполне сносную выпивку.

Неплохое место, чтобы скрыться от толпы в толпе.

Я шел и курил, не выпуская сигарету изо рта, потому что руки были заняты несколькими вещичками в моем кармане, которые я не хотел выронить из‑за внезапно налетевшего ветра, напоминавшего неряшливого менеджера среднего звена, опаздывавшего в свой офис-загон и сшибавшего всех на своем пути, забывая извиниться.

Кстати, знаете анекдот про алкаша, потерявшего ключи? Очень хороший анекдот.

Как‑то темной-темной ночью один грязный-грязный и пьянющий джентльмен ползал на четвереньках вокруг единственного горевшего на улице фонаря. Случайный прохожий подошел к нему и говорит:

— Вы потеряли что‑то?

— Да я там, этсамое, ключи, вон, возле машины потерял.

— А где машина?

— Да вон там вот.

— А чего ты тут их ищешь‑то?

— Так здесь ж лучше видно!

Занавес.

И вот я шел к точно такому же фонарю, который, кстати говоря, мог вовсе и не гореть. На улице было довольно пустынно — только снег да пара огней. Где‑то вдалеке проезжали машины, а вдалеке кружили вертолеты. До клуба оставалась буквально метров двести.

Я ровным шагом ступал по заснеженному тротуару, равномерно оставляя чуть-чуть неровные следы — подбитая нога порой давала о себе знать. Только сейчас я понимаю, что мог бы, не знаю, кидать за собой хлебные крошки или ампулы с нейронаркотиками, чтобы преследователям было так же легко идти за мной, как и весело.

Но всему свое время. Пока что я наслаждался полным неведением.

В кино, если слыхали про такое старое развлечение, бывал такой чудный эффект, когда герой идет к какому‑то предмету, а он все отдаляется. Жаль, что такое бывает только на экране.

Как же мне иногда самому хочется стать персонажем какого‑нибудь подобного фильма. Комедия года будет, гарантирую! Я это к тому, что я все‑таки дошел до этого то ли клуба, то ли бара, то ли притона, то ли просто вшивого подвала. Ну, то есть так не всегда было, когда‑то с ней мы там провели немало неплохих вечеров.

Как это называется, по-вашему‑то?

Прогресс.

Элитное заведение теперь доступно для широких масс.

«Охват максимальной аудитории» — так это часто называется.

Здание было все таким же здоровенным бетонным кубом. Несмотря на деревянную ретро-обстановку внутри, дом‑то был всегда каменной глыбой. Бар этот просто его разместили в одном из уцелевших после бомбежек зданий, а выстояли как раз всякие неповоротливые громадины

Я дошел до все той же тяжелой двери — отворю ее и растворюсь.

А вот и нет — дверь совсем не поддавалась, словно руками-ногами уперлась в проем. Странно. Была всегда открыта. Сначала я подумал, что, может быть, створки приморозило друг к другу, но я тут же отбросил эту идею — вряд ли люди только заходили и не выходили уже несколько часов. Да и не так уж холодно тут — по крайней мере, прогноз погоды на моем телефоне показывал лишь около десяти градусов ниже нуля.

Только не говорите, что клубака тут больше нет. И не скажем — я четко слышал доносившиеся откуда‑то из преисподней басы.

Я детектив или нет?

Возможно. Однако задетектить вход оказалось делом вполне тривиальным — вход оказался с другой стороны, и, чтобы попасть внутрь, надо было спуститься по лестнице, ранее ведшей, по всей видимости, в какой‑то подвал.

Хм, деградация налицо. Там им и место, сказал бы я, но я так не скажу, поскольку двойными стандартами не болею, и мне там тоже было самое место. Лестница казалась каменным языком окоченевшего трупа. Чернота внизу — его глотка.

Бон аппети!

Но, оказавшись еще на том участке, которые отвечает за восприятие сладкого вкуса, я почувствовал неподдельную горечь ситуации — я увидел камеру, язычок, с которым если обращаться неаккуратно, то начнется нехилая такая рвота.