— Несколько минут назад мы получили эти снимки, — с этими словами он протянул мне небольшую папку, — Взгляни сам. Тут все и так понятно.
Я резко схватил ее и вскрыл, затем вытащил несколько листов, чуть не порвав их.
— Спокойнее, это же сверхсекретные данные!
Мне было все равно, я хотел видеть то, о чем начал догадываться.
Я искренне надеялся, что мои предположения были полнейшей чушью.
И еще сильнее мне хотелось, чтобы они были правдой.
Надо быть осторожным со своими желаниями, ведь они могут исполниться.
На одном из листов была нечеткая и размытая фотография девушки, казавшейся белым приведением, забывшим, куда ему идти после смерти и тщетно пытавшимся поймать попутку хотя бы до чистилища.
Она выглядела испуганной и потерянной, но все это передавали лишь ее движения — лицо ее выражало полнейшую безразличность и даже апатию по отношению ко всему вокруг. Глаза ее смотрели куда‑то в сторону, за грань этого мира, и то, что она там видела, явно не представляло для нее малейшего интереса.
Тем не менее, я знал ее. Я не мог не знать ее. Я хотел не знать ее.
— Что все это значит? — смог выдавить из себя я.
— Хороший вопрос. Не самый лучший — но тоже неплохой. И мертвые встанут из могил, и небо зальется кровью…
— Клон? — перебил очередную тираду Председателя.
— Нет. Здесь ей на вид не меньше двадцати. Я бы даже сказал…
— Старше.
— Да. Словно время остановилось, да? Ха-ха…
На его смех я ответил лишь злобным взглядом, которые его, однако, даже умилил.
— В любом случае, официально мы пролоббировали клонирование только пять лет назад — хотя, разумеется, первые наши клоны гуляют по улицам вот уже лет пятнадцать, но все равно. Нет, это конечно, не клон.
— Сестра-близнец? Родственница? Дочь?
— У нас нет никаких сведений о каких‑либо родственниках — поверь мне, мы такое проверяем первым делом еще при устройстве на работу. А для дочери эта девица слишком уж взрослая.
— Но это вылитая копия. Слишком… похожа.
— Именно, — он снова поднялся с места и обошел свой стол, встав прямо передо мной.
— Это тебе и предстоит выяснить. Наведи справки. Мы сумели набросать примерный маршрут ее передвижения. Она заходит во все бары, во все клубы, рестораны и прочие клоповники — заходит и исчезает через несколько секунд.
— Почему вы сами не найдете ее?
Глупый вопрос.
— А что, тебе самому не хочется? Ну, если настаиваешь, мы можем…
— Не надо. Я сам, — выпалил я.
— Хм. Как знаешь… Мы не заставляем. Слушай, а… ты точно уверен, что справишься? Все‑таки видок у тебя не ахти какой. Давай‑ка мы сами. Ступай, сынок.
— Я сам. Я сказал — я сделаю все.
Он просто издевался. Демонстрировал свое превосходство. Высшая форма садизма — не приходится и руки марать.
— Что‑то мне подсказывает, что за тобой будут следить их люди. Вряд ли они снарядят целый батальон, сейчас времена не те. Нельзя беспокоить акционеров, ну и простых людей тоже.
— Так что смотри в оба.
Я резко засунул бумаги в конверт и вцепился в него так, что он бы закровоточил, будь он живой.
— Что мне потом с ней сделать, как я найду ее?
— А что бы ты сделал? Попросил бы прощения?
Такое не прощают. Я бы себя не простил, в любом случае.
— Если мои предположения верны, если все так, как и должно быть, то, — он протянул мне небольшой футляр, в котором лежало несколько различных устройств, — собери данные. Любыми доступными средствами. Как этим всем пользовать, я думаю, ты знаешь.
Откуда он все знал?
— Нет необходимости знать все. Надо просто уметь
Я хотел было идти, но что‑то меня удерживало. Я разложил все по карманам.
— И если я прав, — сказал он, приняв ту же позу, в которой он был, когда я только его увидел, — то мы совершим такой прогресс, о котором даже не смели и мечтать. Так сделай это ради человечества, ради всеобщего блага. Пусть наша — и ее работа не пропадет даром.
Плевал я на человечество.
— Свободен.
Быстрым, почти переходящим на бег, шагом я направляюсь к лифту, который наконец‑то снова открывает свою пасть в предвкушении. И пока я иду, я все еще чувствую на себе взгляд этих маленьких черных точек, пробивающихся сквозь холодное стекло очков.
Послушайте. Это очень важно.
Я вижу себя со стороны. Захожу в лифт, девушка на входе прощается со мной, открывается дверь машины, я сажусь на заднее сиденье. Почему я вижу себя?
Разум не поспевает за телом. Сердце стучит быстрее, чем снуют туда-сюда маленькие импульсы в моем мозгу.
Весь мой разум сфокусируется на этой папке.
«Поручение номер плеватькакой», было написано на первой странице.
Слова, графики, фотографии, схемы, карты, чертежи смотрят на меня своими чернильными глазами.
Черт с ними. Ничего того, чего я не знал раньше.
Она все равно мертва.
Я сам убил ее.
4
Самое неприятное, что только может с тобой случиться — это столкнуться с тем, что, как ты уже думал, ты похоронил очень давно и даже успел встать на путь полного забвения, отчуждения от всего того, что так или иначе напоминало бы о произошедшем. Кому как.