Иван становится самодуром. Почувствовав, что в его «тылах», как он иногда говорил про неё, зреет бунт, он решил подавить его нарочитым невниманием и равнодушием. И его активность на работе – лучшее доказательство того, что он полон решимости… Страсть к порядку… Да, это она. В
Так думала Наталья, расхаживая по комнате. Её выжигала новая волна возмущения, новая Большая Обида. Таких сильных эмоций она не испытывала очень давно и сейчас поразилась их, с одной стороны, разрушительной, а с другой – созидательной силе: она чувствовала, как с каждой минутой в ней усиливается энергия самодостаточности. «Я проросла в него и сейчас выдираю себя – с кровью, с мясом, – думала она, уже немного успокоившись. – Но выдеру, будьте уверены. Я смогу. Я всё равно буду делать то, что хочу!»
В эти минуты Наталья даже не вспомнила о том, что совсем ещё недавно благословляла судьбу за то, что её муж – Иван; о том, как клялась сама себе, что будет оберегать их союз. Почему-то не вспомнила она и о том, что много лет чувствовала правдивость и чистоту натуры мужчины, которого выбрала в спутники жизни… Не вспомнила она и о вечере, когда сама спровоцировала ссору… Всё перевернулось! Всё приобрело иной смысл! И совершающийся в душе переворот готовил её к ещё большему искажению реалий…
…А
…Это случилось через неделю после звонка Светы Ларионовой. В эти дни Иван бывал дома так же мало и вёл себя так же отсутствующе, как и в предыдущие, и Наталья язвила про себя, что он, конечно, обдумывает очередное выступление, а домашние проблемы… что ж! Домашние проблемы – не царское дело!.. Иван ничего не сказал ей о предстоящем праздновании юбилея Центра, и это обстоятельство добавляло Наталье раздражения. «Что ж, хочет идти один – пусть идёт один», – наконец решила она. И целиком ушла в собственные дела. Хлопнула воображаемой дверью.
Набравшись смелости, Наталья позвонила бывшей преподавательнице по вокалу и с облегчением констатировала, что та узнала её и заговорила с ней тепло и сочувственно. Ирина Николаевна Воронова была замечательным специалистом по постановке голоса. Наталья честно рассказала о цели звонка и своих надеждах – наставница помолчала и разрешила прийти на прослушивание. «Через две недели, когда я выйду из отпуска», – строго сказала она, и Наталья разом вспомнила суровый характер Вороновой и то, как они, молоденькие вокалистки, трепетали, ожидая её суда.
Прослушивание должно было ответить на вопрос: безнадёжна она или нет? Новая забота отвлекла Наталью от мыслей о муже. Теперь она вскакивала с кровати, как только за Иваном закрывалась дверь, и начинала полоскать горло и распеваться. Параллельно, следуя появившейся потребности, она прибирала квартиру, каждый угол, и чуть ли не ежедневно выносила в мусорный контейнер узел вещей, на которые раньше не поднялась бы рука.
Так, в один из дней, она добралась до кабинета. В тот день она отдыхала, но утром позвонила коллега и попросила отработать за неё вторую половину дня. Наталья не любила ломать смены, но тут был особый случай: коллега ждала ребёнка, ей надо было к врачу.
С утра Наталья сделала все кухонные дела и решила протереть пыль на книжных полках. Обычно Иван сам вытирал пыль на выступающей из-под книг части полок, но сейчас Наталье хотелось делать уборку, как на Пасху, – всюду, везде. Поэтому она пододвинула к стеллажу стремянку и начала вынимать книги и перекладывать на соседние полки; она собиралась перемыть все поверхности.
На этот раз узелок их с Иваном семейного сюжета выглядел как листок из блокнота. Он выпал из справочника по инструменту и скользнул к полу.
Наталья прочитала письмо и опустилась на пол. Всё в ней враз похолодело, и даже мизинец на ноге, на который она долго смотрела, показался чужим и ей не принадлежащим. В голове крутились, налетали одна на другую фразы из письма.
И наконец – «