В объятьях олигарха

— Ну–ка, мужички, — ласково обратился к ним Патиссон, — помогите Гоголю одеться — и вниз его…

Битюги подступили к кровати, кривясь в нехороших кирпичных гримасах, но сделать ничего не успели. Следом за ними в спальне возник Вова Трубецкой, и я впервые увидел его в деле. Он двигался бесшумно, с грацией большой кошки, эластичным движением ухватил обоих санитаров сзади за гривы и резко хрястнул башкой о башку. Раздался звук как при раскалывании полена, и битюги осели громоздкими тушами на пол. Доктор Патиссон вскрикнул, начал подниматься со стула, но получил пяткой в брюхо, хрюкнул по–поросячьи и упал на колени. Очечки соскочили с лица и повисли на одной дужке. Взгляд у него сделался остекленелый, как у моллюска.

Трубецкой продолжал действовать без пауз, лишь молча послав мне дружескую улыбку. Все у него было с собой. С удивительной сноровкой он связал битюгов зеленым шнуром, сматывая его с пластиковой катушки, а пасти заклеил широкой серой лентой так, что торчали одни ноз- дрюшки. Стенающего от боли Патиссона водрузил обратно на стул, сказал примирительно:

— Хватит корчить рожи, профессор, ты еще не в аду. Где Лиза?

— Юноша, вы сошли с ума!

— Это уже не твои проблемы. Хочешь жить?

— В каком смысле? — Доктор сопел, никак не мог отдышаться.

— В обыкновенном. Могу сейчас раздавить тебя, как клопа, причем мне не терпится это сделать, но могу повременить. Где Лиза, пиявка медицинская? Только не ври, что в клинике.

— Володя, вы не даете себе отчет в своих действиях. Что с вами? Если Леонид Фомич…

Трубецкой хлестнул его по губам ладонью.

— Заткнись, вонючка. Спрашиваю в последний раз, где Лиза?

— Как больно, Володя, не надо так. — Доктор обтер кровяной пузырь с губ. — Хорошо, хорошо… Леонид Фомич держит ее при себе.

— Точнее. Что значит при себе? В кармане носит?

— В янтарной комнате за его покоями.

— Там дышать нечем.

— Вы не правы, Володя. Там нормальная атмосфера, как раз для терапевтического лечения сном.

— Когда хозяина нет, кто охраняет?

— Э-э… — Доктор замешкался и получил еще одну затрещину по губам, после чего Трубецкой брезгливо протер руку носовым платком. Мне он сделал знак, но я и так уже одевался: натянул спортивные брюки, свитер.

— Там Ашкенази со своими людьми, — заторопился доктор, сплюнув красную пенку на ковер. Мне показалось, Трубецкой чуть побледнел.

— Откуда взялся Мосол? У него пожизненное.

Патиссон, хоть и через силу, снисходительно усмехнулся.

— Ну что вы, Володя… Босс его сразу выкупил. Вы же знаете его слабость к уникальным явлениям природы.

Трубецкой посмотрел на меня. Я кивнул в знак того, что готов.

— Теперь запомни, профессор. — Трубецкой заговорил странно шелестящим голосом, от которого у меня самого пробежали мурашки по коже, а Патиссон, почуя неладное, выпрямился на стуле, нагнав на румяную морду подобострастное выражение. — Временно тебя оставлю в живых, так интереснее. Оболдую наплетешь что хочешь, но не то, что было. Если всплывет мое имя, умрешь в таких мучениях, какие не снились даже твоим пациентам, скотина. Ты мне веришь?

— Конечно, Володечка, я знаю ваши возможности… Одного не могу понять, что вас заставило связаться с этим… с этим… Ведь рано или поздно Леонид Фомич…

Трубецкой не дослушал, рубанул сверху вниз кулаком, как молотком, по круглой тыковке доктора. Обмякшего, обхватил под микитки, сложил рядом с битюгами и точно так же обмотал зеленым шнуром, а морду заклеил пластырем.

— Что нужно, бери, — сказал мне. — Сюда не вернемся.

Мне ничего не нужно было, кроме компьютера, и я обругал себя за то, что не удосужился слить текст на дискету. Пожаловался Трубецкому, он пообещал, что позаботится об этом.

— Столько труда псу под хвост, — сказал я.

— Ничего, — ответил он. — Главное, голову сберечь, остальное приложится.

Когда вышли в коридор, Трубецкой запер дверь на засов и повесил табличку: «Не входить. Идут процедуры».

Поднял с пола небольшой коричневый саквояж наподобие тех, в которых слесаря носят инструменты. Мы прошли мимо дежурного охранника, который вежливо поздоровался и спросил, все ли у нас в порядке.

— Нормалек, — ответил Трубецкой. — Будь повнимательнее, Сева.

— Есть, — козырнул охранник.

Я мало что понимал в происходящем, но с расспросами не лез, готов был ко всему. Трубецкой сам, заведя меня в уютный грот с пальмой в кадке, с двумя кожаными креслами, коротко растолковал диспозицию. В его изложении предстоящие нам действия выглядели элементарными. Сейчас сходим заберем Лизу. Потом пройдем в гараж и там распрощаемся. Надежный человек на машине доставит нас к вертолету. На вертолете, управляемом другим надежным человеком, доберемся до Шереметьева. Там третий надежный человек, которого Лиза знает, передаст нам документы, деньги и все прочее, что необходимо в путешествии. В Шереметьево мы с Лизой сядем в самолет и через три часа приземлимся в Хитроу. Вот вкратце и все. Никаких проблем. В Хитроу нас тоже встретят.

— Справишься, классик? — улыбнулся Трубецкой.

— Пустяки, — уверил я. — А вот если Леонид Фомич…