В объятьях зверя (СИ)

Когда Елена и Деймон решили посетить знаменитый Музей современного искусства, они поменялись ролями: теперь своеобразным экскурсоводом оказалась Елена, пытавшаяся как-то приобщить к этому самому современному искусству Деймона, оказавшегося совершенно далеким от него.

— Расколотая яичная скорлупа? Серьезно? — недоумевал Сальваторе, остановившись перед одной из инсталляций, представлявшей собой большое расколотое на две неравные части металлическое фиолетовое яйцо. — У меня такие экспонаты в мусорном ведре каждое утро.

— Здесь не все так просто, как тебе кажется, — попыталась переубедить его Елена. — Смотри, яйцо — это ведь символ начала. Как там говорили римляне? От яйца до яблока, да? Оно расколото. Может быть, это означает крушение каких-то надежд… Оно еще и фиолетового цвета, а он означает старость, ностальгию. Может быть, автор был в чем-то глубоко разочарован, все его надежды пошли крахом, и результатом такого эмоционального потрясения стала эта инсталляция.

Деймон озадаченно почесал затылок и еще какое-то время разглядывал это яйцо, пока Елена ушла к каким-то картинам, но проникнуться философским настроением автора так и не смог.

— Они эту картину неправильно повесили, — заключил Деймон, когда они с Еленой оказались перед одной из картин серии «Onement», принадлежащих кисти американского экспрессиониста Барнетта Ньюмана. Полотно было разделено на три неравные полосы разного цвета: две крайние, более широкие, были красного и желтого цвета соответственно, а посредине была расположена узкая синяя.

— С чего ты взял? — не поняла девушка.

— Это флаг Колумбии, — хмыкнул Сальваторе, склонив голову набок, и его заявление звучало настолько безапелляционно, что Елена не сдержалась от улыбки. — Только полотно перевернуть надо.

Почему-то после посещения музея Деймон начал видеться Елене еще более искренним. Он отлично ориентируется в своей сфере — экономике и бизнесе, знает очень многое из американской и всемирной истории, свободно говорит по-испански — это выяснилось совершенно неожиданно: когда к ним подошли молодые ребята — пара туристов из Мексики — и попросили их сфотографировать, у них с Деймоном завязалась беседа, и в какой-то момент, поняв, что им трудно говорить по-английски, он перешел на испанский. Но при всем этом он абсолютно не стыдится того, что чего-то может не знать. Картина какого-то голландского абстракциониста показалась ему «размазанной по холсту разноцветной фигней», и он в этом честно ей признался, не пытаясь строить из себя ценителя современного искусства, чтобы произвести на нее впечатление. В какой-то момент ей показалось, что она знакома с ним очень давно. И это ощущение дарило невообразимую легкость отчего-то — желание продлить этот момент.

Ближе к вечеру Деймон и Елена отправились на пляж Oak Street на берегу Мичигана. Солнце медленно садилось за горизонт, и город постепенно окрашивался в теплые оранжевые тона. Сняв обувь, они шагали по берегу босиком, чувствуя шершавый нагретый за день песок. Ноги гудели, а мышцы с непривычки после целого дня, проведенного на велопрогулке, болели, но эта усталость отходила на второй план по сравнению с впечатлениями, которые они оба получили за этот день.

— Удивительно, — произнесла Елена, коснувшись ладонью теплой воды, — вода словно изумрудная… Как Средиземное море. Так красиво…

— Вот у тебя поэтическое восприятие, — сказал Деймон. — А я, оказавшись здесь, могу вспомнить лишь о том, как мы сюда с друзьями после очередной попойки приходили.

Елена, услышав последнюю фразу, полную разочарования, не смогла сдержать смешок.

— И часто это случалось?

— Ну, а ты как думаешь? — усмехнулся Деймон. — Помню, один раз я поспорил со своим другом на сотню баксов, что самостоятельно доплыву вон до того берега, — он махнул рукой вперед.

— Неужели доплыл? — изумленно спросила Гилберт.

— Ну, ты мои возможности-то не переоценивай, — хохотнул брюнет. — Я был бухой, как скотина. Все закончилось тем, что я лег на воду у берега — там было по щиколотку — и заорал, что тону. Барахтался так минут десять, меня пытались вытащить, а я упирался. В общем, заплыв не удался.

Таких маленьких, но напоминавших о детстве и юности деталей, было очень много, и они незаметно даже для самих себя сразу делились воспоминаниями друг с другом. Деймон рассказал Елене, почему в университетские годы у него была кличка «Ракета»: оказалось, что он всерьез увлекался хоккеем и на протяжении нескольких лет был капитаном сборной университета, а по стилю игры очень напоминал Мориса Ришара, известного канадского хоккеиста середины прошлого века, обладая такой же феноменальной скоростью; Елена, в свою очередь, объяснила ему, почему решила стать именно врачом.