В объятьях зверя (СИ)

Энзо сидел, сцепив пальцы в замок, и, словно запрограммированный робот, мотал головой. Он опустил взгляд, чтобы снова не встретиться с полными немой мольбы глазами Елены, потому что знал: если это случится еще раз, он не сможет отказать ей. А разум кричал, что отказать нужно — это могло быть слишком опасно.

— Она может быть просто хорошей знакомой, — невнятно бормотал он, пытаясь как-то переубедить ее.

— К чему держать дома в рамке фото со знакомой в обнимку и собственным ребенком? — резонно заметила Елена. — Энзо, прошу тебя, — она легонько тронула его за плечо, и Сент-Джон почувствовал, как по коже побежали мурашки. — Мне ничего больше не нужно. Только увидеть Никки.

Энзо, не в силах больше сдерживаться, снова поднял взгляд и встретился с полными слез глазами Елены. Казалось, в этот момент она готова была броситься ему в ноги, целовать руки, сделать все что угодно — лишь бы он не отказал ей. Внутри все замерло.

— Уже скоро полиция должна закончить проверку по твоему заявлению, — стиснув зубы, проговорил он. — Никки должны будут вернуть тебе.

— Энзо, да как ты не понимаешь! — вдруг воскликнула Елена, всплеснув руками, вскочив на ноги и схватившись за голову. — Он мог уже запустить процесс по лишению родительских прав. У него все козыри на руках — в моей крови были обнаружены наркотики. Даже если его задержат, Никки оставят с Ребеккой, как с ближайшей кровной родственницей!

Энзо нервно потирал ледяные руки, и не знал, какие еще слова подобрать для того, чтобы остановить Елену. В голове роилось множество мыслей, в ушах шумела кровь, и он совершенно не мог сосредоточиться, чувствуя себя совершенно беззащитным, как маленький ребенок, которого родители застали за хулиганством.

— Представь себя на моем месте, — тихо прошептала Елена, опустив голову. — Я не видела дочку почти год… Понимаешь? Год! Я не слышала ее первых слов, не видела, как она делает свои первые шаги… Она ни разу не назвала меня мамой.

У Энзо не было своих детей, и он никогда не отличался сентиментальностью, но в этот момент в нем что-то дрогнуло. В какую-то секунду все мысли о том, что он должен остановить Елену, что это неправильно, ушли куда-то далеко. Осталось лишь одно: ноющая боль в сердце, сковывавшая его, словно прочной цепью, когда он смотрел Елене в глаза, думая о том, что ей пришлось пережить за этот год, и от мыслей об этом внутри все сводило колючим холодом. Он понимал, что она права: сейчас на счету был каждый день, и было неизвестно, когда полиция сможет забрать Никки и удастся ли это сделать сразу.

— Елена, ты действуешь вслепую, — выдохнул Энзо, в глубине уже чувствуя, что сопротивляться долго не сможет. — Откуда мы знаем, какая она? Может, они со Стефаном вообще за одно…

— Гадать так можно долго, а время идет. И для меня лучше действовать так, вслепую, ничего не зная, но имея хотя бы крошечный шанс, чем сидеть сложа руки, раз за раз думая о том, что мой ребенок даже меня не помнит.

В какой-то момент голос перестал дрожать. Последнюю фразу она произнесла совсем тихо, почти шепотом, но в них звучала такая немыслимая уверенность и твердость, что Энзо понял: противостоять бесполезно. Она не отступится. Даже если он сейчас ей откажет, для нее это уже не будет препятствием. Она сделает все, чтобы встретиться со своим ребенком. В голове не укладывалось, как в этой маленькой хрупкой брюнетке, которая сама напоминала маленькую девчонку, умещалось столько самоотверженности и смелости. Когда все изменилось? В какой момент из запуганного зверька она превратилась в настоящую волчицу, которая была готова убить любого, кто посмеет причинить вред ее ребенку? И сейчас Энзо, вдруг вспомнив о том, как Елена когда-то буквально вырвала из его рук Никки, когда он просто пытался ее успокоить, понимал: на самом деле, ничего не менялось. Елена была такой всегда. И эту совершенно безумную, не знающую границ и страха, готовую на все любовь к дочери Стефан убить не смог и не сможет в ней никогда. Лучшим доказательством этого служила единственная истина: она сейчас стояла рядом с ним, забыв о том, какие страдания он ей причинял. Она могла бояться, ненавидеть, презирать… Но она просила у него помощи. Ради дочери.

Боль Елены коснулась его сердца раскаленным железом, и в какой-то миг Энзо показалось, будто бы это он был лишен возможности видеть своего ребенка почти год. И, наверное, именно в эту самую секунду барьер, которым он так упорно пытался оградить себя от Елены, рухнул.

— У тебя хотя бы есть какой-то план? — обессиленно простонал он. — Что ты собираешься делать?

Глаза Елены просияли. Она чувствовала: он сдается, — и, видя это в его несмелом взгляде, ощущала, как внутри разливается тепло.