Воздуха в легких остается все меньше. Елена жадно хватает его ртом, но чем больше она пытается это сделать, тем яростнее словно какая-то неведомая сила выталкивает его из груди. Она из последних сил пытается бороться с водой, обступающей со всех сторон, погружая в невыносимый холод, сливая перед глазами в единый поток все, что она видела и чувствовала в последние несколько минут. Елена хорошо умела плавать, и еще несколько минут назад ей казалось, что она сумеет справиться с течением. Но что бы она ни делала, оно становится только сильнее, увлекая ее во все более опасную западню. Каждое новое мгновение отнимает силы, сковывая мышцы такой слабостью, что Елена просто не знает, хватит ли ей сил в следующую секунду сделать еще хоть одно движение. В сознании звучат отголоски мыслей о том, что это уже не поможет, а, может быть, лишь отсрочит неминуемое, но Елена изо всех сил старается не поддаваться этим мыслям и чувству собственной беспомощности, разливающемуся в крови самым едким ядом. Глаза по-прежнему видят солнечный свет. И пока перед ними еще есть этот призрачный ориентир, удерживающий в теле жизнь, превозмогая боль, жгущую грудь от бешеного темпа, в котором заходится сердце от страха и нехватки кислорода, Елена, раз за разом стискивая зубы, пытается оттолкнуться ногами, в которые словно залили свинец, будто о невидимую опору, чтобы в какой-то момент понять, что ей удалось вырваться из ловушки. Надежда, медленно угасая, все же еще бьется в груди, как трепыхается совсем маленький птенец, попавший в клетку.
Однако тьма сильнее.
Почувствовав, как в горле разлилась прохлада, а блики солнечного света будто подернулись какой-то плотной пленкой, Елена поняла: вдохнуть еще раз ей уже не хватит сил. В одно мгновение по всему телу разлилась удивительная легкость, а веки, наоборот, потяжелели, и вдруг захотелось спать так сильно, будто она не спала уже несколько суток. На эти секунды из сознания исчезли все мысли, словно кто-то стер их, как проведенную простым карандашом линию на листе бумаги. Она хотела бы поддаться этой слабости, этой неге, которая на миг показалась спасительной, но в этот же момент, словно ярчайшую вспышку пламени, Елена почувствовала внутри такой необъятный страх, что все, что она чувствовала в последние минуты, показалось по сравнению с ним лишь тенью. Из груди вырвался крик — быть может, это была единственная возможность освободиться от этого гнетущего, сжигающего буквально за несколько секунд чувства.
В следующую секунду Елена ощутила сильный толчок и вдохнув так глубоко, как только могла, распахнула глаза.
Осознание реальности пришло очень быстро — в тот же момент, когда Елена увидела свою комнату и услышала негромкий шелест деревьев из полуоткрытого окна. Она поднялась на локтях и на автомате повернула голову в сторону — туда, где обычно спал Деймон, когда они оставались вместе.
Елена с шумом выдохнула и устало провела ладонью по лицу. На протяжении последних нескольких недель каждую ночь она видела один и тот же сон. Ледяная вода. Сильное течение. Звать на помощь бесполезно — рядом нет никого. До боли знакомое чувство ужаса. И лишь яркий солнечный луч над головой, как последняя надежда на то, чтобы спастись… Он меркнет очень быстро. Тьма поглощает за доли секунды, навсегда отнимая самое дорогое, полностью обесценивая жизнь, превращая ее лишь в игрушку для кого–то намного более сильного, сейчас будто бы смеявшегося над ней.
Елена положила руку на холодный шелк. Деймона не было рядом этой ночью. Еще пару недель назад ее бы это не испугало: была среда, а в разгаре недели Деймон, поглощенный работой, в Вест-Вилледж приезжал редко. Однако он не приехал и в прошедшие выходные. И, хотя Деймон позвонил и объяснил Елене свое отсутствие большим количеством дел, она прекрасно видела: причина совсем не в этом. Переписки, порой длившиеся до поздней ночи и иногда заканчивавшиеся лишь тогда, когда смартфон просто-напросто отключался из-за разряженного аккумулятора или когда кто-то из них, в конце концов, засыпал, заменили редкие СМС с коротким вопросом: «Все нормально?» Такие привычные шутки и смех, который не смолкал в доме, когда они встречались, проводя время в Вест-Вилледже или в Нью-Йорке, сменились звенящей тишиной и пустотой, которая удивительно быстро заполнила собой это место. Вместо нужного, как воздух, тепла теперь был холод дорогого шелка. Теперь Елена понимала одно: ей придется вновь привыкать к этому одиночеству. Но как же больно было это осознавать именно сейчас — после того, как она спустя долгие годы вспомнила, как это — дышать свободно и легко. После того, как в сердце едва-едва вернулась вера в чудеса. После того, как она вновь почувствовала, что значит быть счастливой.