Ван Стейнвульф построил своих соратников и повернулся к Ульвару.
— Становись к братьям, — сказал он, положив обе руки на плечи сыну. — Не геройствуй, ты ещё молод. Просто выживи сегодня, сынок.
Тирно растолкал воинов и встал рядом с ваном Эйнаром.
— Рудокоп, иди прочь, — буркнул Рейван. — Тебя здесь растопчут!
— А сам-то? — усмехнулся Тирно. — То, что ты делаешь, — самоубийство, Эйнар. Ты ведь не видишь на один глаз! Пропустишь удар — и конец тебе.
— Пусть так. То, что я натворил, ничем не искупить. Погибнуть в битве — счастье! — улыбнулся Рейван.
Ночные сумерки окончательно рассеялись. Из ущелья показались кзорги.
— К бою! — приказал Рейван и первым двинулся вперёд.
Риссы подошли к ущелью, воинственно колотя мечами по щитам. Дождь продолжал лить, земля сделалась скользкой. Ульвару на щит прилетел град мелких ударов.
«Вражьи стрелы?» — удивился он, подняв щит над головой, и огляделся по сторонам.
Сверху срывались мелкие камни. Мокрые тяжёлые склоны начали осыпаться под своим весом, и грохот рисского гимна смерти только ускорял их движение. Вскоре прилетели крупные обломки и в мгновение ока похоронили под собой нескольких воинов. Одного из соратников, стоявшего прямо перед Ульваром, придавило.
«Нас завалит!» — испугался он.
Рейван, стоявший впереди всех, оглянулся.
— Уводи людей, — приказал он Стейнвульфу.
— Отходим! — скомандовал ван Стейнвульф. — А ты что же⁈
— Я остаюсь.
Рейван отбросил щит и отряхнул от дождевых капель меч, не сводя взгляда с Циндера и кзоргов, выстроившихся клином в ущелье.
Рейван удивился той лёгкости, с которой покорился смерти. Все, кого он любил, покинули его или были мертвы по его вине. Он не заслуживал ни жизни, ни прощения.
Циндер отделился от клина и двинулся навстречу Рейвану.
— Ты живой? — со злой усмешкой сказал гегемон. — Хочешь поединка? — Циндер тоже отбросил щит в сторону. — Тебе меня не одолеть, Рейван, и ты это знаешь.
Они подошли друг к другу и скрестили мечи.
Ульвар, следуя за отцом, беспрестанно оборачивался, чтобы взглянуть на Верховного вана.
Сверху раздался треск. От скалы откололся большой кусок и полетел вниз, спуская за собой лавину камней. Отступление риссов из ущелья превратилось в бегство. Ряды распались, воины бросились в стороны, как муравьи. Кзорги же не двинулись с места — им не отдали такого приказа. Ульвар видел, как все они были заживо погребены под камнепадом.
***
— Какой же ты глупый! — прохрипел Циндер где-то очень близко.
Услышав голос гегемона, Рейван разомкнул веки. В горле осела скальная пыль, а грудь сдавило чем-то очень тяжёлым. Вокруг было темно. И во всём теле блуждала боль.
Рейван напряг мышцы, пытаясь пошевелиться, и понял, что у него на груди лежит каменная плита. Он попробовал приподнять её, но усилий было недостаточно.
— Как сильно ты ранен? — произнёс Циндер.
— Вроде не сильно, — ответил Рейван. — Только зажат, и тяжело дышать. А ты?
— Мои рёбра сломаны, наверное, я напоминаю ежа. Я чувствую, как кровь утекает из меня.
Рейван ощутил, что каменная плита сильнее надавила ему на грудь, и понял, что Циндер удерживает её своим телом.
— Что ты сделал с Ингрид? — прорычал Рейван. Лишь эта мысль волновала его.
— Я дал приказ оставить её в храме, что на распутье… У неё шла кровь. Надеюсь, жрицы помогли ей сберечь ребёнка.
Рейван почувствовал, как плита сильнее сдавила его грудь, рёбра затрещали. Внутри не было места для воздуха, и он не смог ответить.
— И вот мы, страшные порождения набульских царей, будем погребены здесь, — прохрипел Циндер.
Рейвану хотелось сделать вдох, но, опуская грудь, он не мог её уже поднять. Клубы пыли медленно оседали, и он сумел разглядеть кусок каменной плиты, который прижал их с Циндером. Гегемон лежал рядом, они почти касались друг друга головами.
— Я прощаю тебя за то, что ты предал меня, Рейван, — произнёс Циндер.
Слова гегемона, словно невидимый клинок, поразили Верховного вана в самое сердце.
— Я Эйнар, — промычал он, не в силах принять прощение.
— Я назвал тебя Рейваном…
Рейвану сделалось тяжелее, но не от плиты.
— Я приподниму эту глыбу, а ты попытайся выбраться. Иначе нам обоим конец, — захлёбываясь кровью, прохрипел Циндер.
Собрав последние силы, он приподнял каменную плиту. Времени на раздумья у Рейвана не было. Он, словно червь, выскользнул из щели, и плита опустилась навсегда. Кровь вытекла у гегемона между стиснутых зубов.
— Циндер! Нет! — воскликнул Рейван и вцепился в камень, стараясь приподнять его. Сухожилия на его руках затрещали, из-под ногтей выступила кровь.
Глаза гегемона застыли, глядя в пустоту перед собой. В них больше не было жизни.
Рейван отпустил плиту. Он склонился над Циндером и, сняв с него шлем, обнял изуродованную голову. Затерянный посреди скал и укрытый клубами пыли, он заплакал, чувствуя своё безмерное одиночество.
Спустя время в тишине, что скорбно застыла над обрушенными скалами, послышался шум. Кто-то пробирался через завал неосторожными шагами, и из-под его ног то и дело катились камни.