— А почему? — ласково протянула Ирина Ильинична. — Ты ведь так юна еще, так прекрасна… Когда еще чувства свои выплескивать, если не в молодости? Вот я помню, когда замуж выходила, целыми днями то плакала, то смеялась! А то вдруг сомневаться начинала — любит ли меня будущий муж по-настоящему… Ты-то, надеюсь, в чувствах Денички не сомневаешься?
— Нет, Ирина Ильинична, не сомневаюсь. Может, поэтому я так спокойна. А еще у меня завтра экзамен, а я почти не готовилась. Столько хлопот…
— Ладно, тогда давай закругляться. Платье мы выбрали, фату тоже. Что осталось? Туфли? Но туфли давай на другой день отложим, экзамен важнее.
Сама свадьба получилась натужно торжественной и немного скучной, хоть приглашенный тамада и расстарался с напором избитых шуточек и конкурсов. А еще настроение Марте все время портил отец Денички — так пристально ее разглядывал, будто хотел немедленно, не отходя от свадебного стола, уличить в обмане. Он и на бывшую жену глядел с тем же вызовом — что, мол, тут происходит? Сама не видишь, кто есть эта невеста — на ней все ее коварные планы черными нитками по белому полотну шиты! На что Ирина Ильинична отвечала ему долгим укоризненным и даже немного гневным взглядом — и что, мол? Ты же нас бросил, сыном не занимаешься, а я совсем одна. Что я могла поделать? И если ты такой предатель, тогда и не смотри на меня с укоризной… Бросил сына, теперь получай результат.
Марта чувствовала себя очень неуютно, находясь в поле этого молчаливого и нервного диалога, и ужасно хотелось нахамить этому наглому папику. Ирине Ильиничне тоже хотелось нахамить, и не покидало чувство, будто она ее предала. Будто она оказалась разменной монетой ее давней женской обиды. А еще ужасно раздражало, как сильно ухватился за ее ладонь Деничка, как мнет ее дрожащими влажными пальцами, будто пытается успокоить. Чего ее успокаивать-то, интересно? Идет себе торжество и пусть идет… И пусть Ирина Ильинична со своим бывшим мужем продолжают выяснять отношения, если им приспичило… Это ведь свадьбу не отменяет!
К самой сердцевине торжества Деничкин папа сумел-таки развести свою досаду в хорошем коньяке, обмяк, потеплел глазами и даже пригласил невесту на тур вальса, и все принялись дружно аплодировать не в такт музыке, пока Марта изо всех сил пыталась удержать плотное папино тело в танцевальном состоянии. Слава богу, ей это удалось, и в конце новоиспеченный свекор изволил даже ручку поцеловать, и она присела в глубоком и благодарном книксене, и краем глаза увидела, с каким умилением на лице наблюдает за ней родной отец. Вроде и прослезился даже. Ах, какая у меня дочка, умница и красавица. Горжусь и рыдаю от счастья.
Да, довольно пошлая и обманчивая картинка получилась с обоими отцами, ничего не скажешь. Один ручку целует, хотя час назад разглядывал ее почти с ненавистью, другой слезу умиления пускает, будто только и делал последние годы, что доченьку свою любил да заботился. Забавно, забавно…
Потом и Деничка на примере отца совершил подвиг — пригласил на танец ее маму. И тоже пытался пройтись вальсом, хотя и понятно было, что при Деничкиной неуклюжести ничего из этого благого намерения не выйдет. Но мама очень ловко вышла из положения, сделав рукой выразительный жест в сторону музыкантов — давайте-ка что-нибудь веселенькое, разухабистое, чтобы в тему пошло — все-таки теща с зятем танцуют! Ну, музыканты и выдали цыганочку с выходом… Здорово получилось, да. Молодец, мама. Без всякого лицемерия обошлась.
А Маруся, новая отцова жена, на свадьбу не пришла. И правильно сделала, наверное. И Деничкин папа тоже пришел один. И тоже правильно сделал. Хотя не все ли равно, если честно. Свадьба закончится, и все разойдутся по своим домам и новым женам, а старые жены останутся в старых домах.
А после свадьбы началась новая жизнь. И к ней надо было привыкать и приспосабливаться, и перестраивать себя на другую тональность, как скрипку. Хотя нет… Скрипка — инструмент очень тонкий и нежный. А с нежностью в этой жизни никуда не пробьешься, да и где ее взять, эту нежность? Нет, если уж сравнивать, скорее, она контрабас. Тяжелый контрабас, в использовании неудобный, и надо основательно раскорячиться, чтобы извлечь из него музыкальные звуки. По сути, это ведь контрабас диктует музыканту свои условия. Не так явно, но диктует.
Хотя явное диктаторство было нецелесообразно, да и не к месту. Диктаторством доверия Ирины Ильиничны не завоюешь — так, чтобы полного и безоговорочного. Потому что, как ни крути, а всем в доме командовала она, и Марта вовсе не посягала на сложившиеся приоритеты. Войной тут ничего не решишь — только любовью, только любовью…
Конечно, трудно было любить Деничку. Даже в постели оказалось легче изобразить любовь, чем в обыденной жизни. Что — в постели? Вздохнуть лишний раз трудно, что ли? Или вскрикнуть вовремя? Можно было обойтись и без этих ненужных подвигов, потому как Деничка и без того был на седьмом небе от счастья. Главное, что по утрам он выходил к маме на кухню, сияя счастливыми глазами — этого было вполне достаточно.