В объятиях самки богомола

— Ну, не знаю. Придумаем что-нибудь. Главное, психологически для себя вопрос решить, правильно? Визуализировать для себя свое собственное пространство, где только ты и я… Где я сама хозяйничаю на своей кухне, кормлю тебя вкусным обедом. Согласен?

— Да, конечно! Конечно, согласен…

— Вот и давай будем мечтать! Мысленно представлять себе нашу семейную территорию!

— Давай!

И они действительно мечтали время от времени. Вернее, это Деничка мечтал, а Марта производила нужное действо, похожее на проведение гомеопатического лечения. Каждый день — по одной капле. В одно и то же место. В ожидании конечного результата. Потому что упорство в конце концов должно вознаграждаться результатом — в том и состоит смысл гомеопатии. И он таки проклюнулся, долгожданный результат.

— Ты знаешь, Марта, я ведь вчера маме сказал, что хотел бы жить в отдельной квартире, на своей территории.

— И что она? — с замиранием сердца спросила Марта.

— Даже не знаю, как сказать… По-моему, обиделась.

— Наверное, ты сказал неправильно! Нельзя было в лоб, надо было объяснить, мол, все молодые семьи об этом мечтают, что это вполне естественно.

— Да не расстраивайся, мама не умеет долго обижаться. Она просто должна как-то привыкнуть… Она поймет все правильно, вот увидишь! Она всегда меня хорошо понимала! И сейчас поймет.

То время, пока мама «понимала» и «привыкала», Марта вела себя безупречно. Безупречность ее заключалась в том, чтобы не забыться в одночасье и все время — в присутствии Ирины Ильиничны, разумеется, — смотреть на Деничку счастливым и безмятежным взором, и липнуть к нему как бы невзначай, и нахваливать его, не впрямую, конечно, а легким обиняком. Так, чтобы исключена была сама возможность подозревать ее в неискренности.

Но вся эта безупречность требовала огромного напряжения. Иногда Марте казалось, что сил больше не осталось, что она вот-вот сорвется. Но срываться было нельзя. Некуда было срываться. Некуда падать. Не было за спиной никакого тыла. Не к маме же возвращаться, в самом деле. Мама и без того ясно дала понять: если пошла — иди. Не останавливайся и не оборачивайся. И не падай. Соломки у меня в руках нет, чтобы подстелить… Сама. Сама. И еще раз сама.

Помощь пришла так неожиданно, что Марта поначалу и не поняла, какого рода эта помощь. То есть это была та самая отдушина, в которой произрастали и черпались новые силы для «трудной» семейной жизни — отдушина по имени Никита.

Они столкнулись в дверях, когда выходили после занятий на улицу. Высокий парень сначала чертыхнулся, потом улыбнулся во весь рот, произнес весело:

— Привет, инжучки! Простите, чуть вас не сшиб! Надеюсь, большой урон не нанес?

Они с Олей стояли, смотрели на него сердито. Оля потирала ладонью ушибленный локоть, Марта забросила на плечо съехавшую сумку. На вопрос парня они так и не ответили, и он пожал плечами, развернулся и пошел себе дальше.

— Кто это? Ты его знаешь? — быстро спросила Марта у Оли.

— Знаю, конечно. Его все знают. Это Никита со стройфака.

— А что он у нас на факультете делает?

— Наверное, пришел к кому-нибудь, — пожала плечами Оля. — Он такой — у него везде друзья и знакомые.

— А почему он нас инжучками назвал?

— А ты что, не слышала? Так девчонок с инженерно-экономического называют — инжучки.

— Понятно. А что ты еще о нем знаешь?

— А зачем тебе?

— Да так, интересно просто.

— Ну, этот Никита такой… Многое чего о нем говорят. Он такой… Всеобщий любимец на своем потоке — веселый хам, бабник, обманщик. На гитаре здорово умеет играть. А еще он байкер, на мотоцикле в институт ездит.

— Ух ты! Здорово. На мотоцикле… Никогда не ездила на мотоцикле!

— Так попроси, прокатит! Он любит красивых модных девчонок! А ты в последнее время так одеваться стала, что умереть не встать. Это все Деничкина мама покупает, да?

— Ну да. Она говорит, что видит себя во мне, то есть молодую себя, и что покупка модных тряпочек доставляет ей большое удовольствие.

— Здорово! Ты ведь именно этого хотела?

Марта явно расслышала в Олином голосе нотки наивного коварства, но продолжать разговор не стала. Зачем? И без того понятно, что за коварством, даже таким наивным, прячется обыкновенная сермяжная зависть. Даже у Оли — зависть. У подружки Оли. И это хорошо, это очень даже хорошо. Надо же хоть чем-то питать свою душевную маетность.

Но одной чужой завистью ее не напитаешь, нет. Вот если бы с этим Никитой что-то вроде тайного романа замутить… От него так вкусно пахнет бензином и кожей, и хорошим дорогим парфюмом.

Днем позже она сама нашла его на стройфаке. Подошла к группе парней, окликнула требовательно:

— Никита!

Он глянул на нее удивленно, подошел, спросил осторожно:

— Мы знакомы, да? Извини, не помню твоего имени.

— Меня зовут Марта. И мы не знакомы. Но ведь это не проблема, правда? Будем считать, что с этой минуты знакомы.

— Что ж, давай будем считать… А можно узнать причину такого неожиданного знакомства?

— Да нет никакой особой причины. Просто я хочу, чтобы ты меня на мотоцикле прокатил. Никогда не каталась на мотоцикле.

— Ну, это не проблема, это хоть сейчас. Правда, мне придется лекцию пропустить.