А Марта выходить утром из комнаты не спешила. Вздыхала грустно, когда Деничка спрашивал с удивленным отчаянием:
— Что с тобой, а? Что-то не так? Ты только скажи, Марта…
— Да все так, Деничка, все так.
— Может, мама тебя чем-то обидела? Может, как-то нечаянно?
— Нет, Ирина Ильинична очень хорошо ко мне относится, что ты…
— Да, да! Она тебя даже больше теперь любит, чем меня!
— Да… Но знаешь, все равно я ужасно неловко себя чувствую. Будто в гостях нахожусь и скоро придет время возвращаться к себе домой.
— Марта! Что ты говоришь! Да как можно! Ой, господи… Поэтому ты такая грустная бываешь, да? Потому что чувствуешь себя не дома?
— Ну, в общем, да… Нет-нет, я не имею ни малейшей претензии к Ирине Ильиничне, это всего лишь чувство. Вот если бы у нас была своя собственная территория, где только ты и я…
— В каком смысле? Ты хочешь, чтобы мы жили отдельно от мамы? А, я понял! Тебе тоже хочется быть хозяйкой на своей территории… Ты настолько деликатна, что не можешь претендовать, не можешь обидеть маму… Я понял, понял! Хочешь, я поговорю с ней? Я думаю, она сможет купить нам квартиру… Пусть однокомнатную, но свою!
— Ну, если хочешь… Только не сейчас, Деничка. Потом, позже. А сейчас иди ко мне, я успела соскучиться…
— Так на занятия же опоздаем!
— Да к черту занятия. Ну же, иди…
Потом они выходили к Ирине Ильиничне на кухню — веселые, разомлевшие. Правда, Марта с большим трудом держала себя в «разомлевшем» состоянии, но, судя по всему, Ирина Ильинична свято в него верила, потому что заглядывала ей в глаза с искренней радостью — ах, Марточка, как же я счастлива за своего сына! Ты настоящее золото, Марточка, ты просто подарок судьбы! Тебе, как всегда, кофе без молока и без сахара? Вприкуску с горьким шоколадом? И все? Но надо ведь что-то сесть, Марточка, девочка, так же нельзя… Зачем же себя морить голодом… А на ужин что приготовить, Марточка? А еще к ужину я приготовила тебе сюрприз… Помнишь, тебе понравились мои серьги с изумрудами? Так вот… Ой, что же это я, глупая, все разбалтываю! Давай дождемся ужина, Марточка…
Остаток зимы проскочил быстро, и весна выдалась ранняя, яростно солнечная, и к апрелю снега уже не было, и город с изумлением оглядывал свое бледно-серое тело, не успевшее одеться в свежие зеленые одежды. До них, до зеленых одежд, было еще далеко, недели три точно, и надо было смириться с наготой, жить с ней под ярким весенним небом и ждать, ждать… Как все люди ждут чего-то весной. Любви ждут, которая все обещает и никак не приходит.
Марта тоже ждала. Чего ждала — не понимала сама. Тоже любви, что ли? Но какой любви можно ждать в рамках замужества? Вот тебе Деничка — люби да радуйся. Ага, смешно… Деничку люби, ага.
Нет, если чужим глазом на ее семейную жизнь смотреть, то вряд ли кому придет в голову сомневаться в ее искренности. Потому что быть искренним, играя в искренность — это большой труд и очень большое напряжение, между прочим. От которого ужасно, ужасно устаешь… Так устаешь, что хочется выплеснуть на придурковатого от счастья Деничку всю свою усталость, все свое накопившееся внутри раздражение. Еще и мама подлила масла в огонь, когда пришла к ней в одно из воскресений, чтобы переодеться после зимы в легкую куртку…
— Ты чего такая наизнанку вывернутая, доча? Нажилась уже счастливой семейной жизнью, да?
— С чего ты взяла? У меня все хорошо, мам.
— Ага, ага… А со свекровью как уживаешься?
— Отлично уживаюсь. А почему ты спрашиваешь?
— Да так… Интересуюсь просто.
Они обе знали, что хотят друг другу сказать. И обе зачем-то лицемерили, перебирая никчемные вопросы никчемного диалога. Наконец мама вздохнула, спросила в лоб:
— А ты не думаешь, что твоя свекровь собирается до конца дней с вами бок о бок прожить? Мне она такой показалась, да… Блаженной немного. Повернутой на любви к своему сыночку. Таким блаженным мамашкам кажется, что если они свое дитя без ума любят, то и другие его должны любить априори. А заодно и маму его любить. А ты, выходит, поддерживаешь ее в этом блаженном состоянии, да?
— Хм… А что ты предлагаешь? Начать с ней ссориться?
— Не знаю… Тебе виднее, доча. Ты сама таким путем пошла, никто тебя туда не толкал.
— Ой ли?
— Ты хочешь сказать, что это я… Я, что ли, за тебя все решила?
— Ничего я не хочу сказать, мам. Просто… Пусть пока все идет, как идет.
— А это что значит? У тебя имеется какой-то конкретный план действий?
— Нет у меня никакого плана. Живу и живу.
— То-то и оно, что не живешь, а маешься… Кстати, хочу тебе сказать! Я недавно с одним хорошим юристом беседовала, и он меня просветил немного в квартирном вопросе. Говорит, что скоро все квартиры в личную собственность можно будет оформить, представляешь? Это как-то юридически называется, я не помню… Приватизация, что ли.
— Да, я слышала об этом, мам. Но когда еще это будет?