В одном лице

— Билл, тебя Киттредж ищет, — сказал Аткинс. — Я заходил в комнату с ежегодниками, но мне сказали, что ты только что ушел.

— Комнату с ежегодниками, — повторила мисс Фрост; в ее голосе было удивление. Я взглянул на нее; на ее лице была написана непривычная тревога.

— Билл проводит исследование ежегодников Фейворит-Ривер от прошлого к настоящему, — сказал ей Аткинс. — Это Элейн мне сказала, — объяснил он мне.

— Господи боже, Аткинс, — ты, похоже, проводишь исследование меня, — ответил я.

— Это Киттредж тебя разыскивает, — угрюмо сказал Аткинс.

— И с каких пор ты у Киттреджа на посылках? — спросил его я.

— Хватит с меня унижений на сегодня! — трагически вскричал Аткинс, воздев тонкие руки. — Одно дело, когда меня оскорбляет Киттредж — он всех оскорбляет. Но когда ты меня оскорбляешь, Билл, — это уже слишком!

Развернувшись к выходу в преувеличенном негодовании, Аткинс снова встретился с тем пугающим зеркалом в фойе и остановился возле него, чтобы напоследок выдать:

— Это Киттредж твоя тень, а не я, Билл.

Он ушел, прежде чем я успел сказать:

— На хер Киттреджа.

— Следи за языком, Уильям, — сказала мне мисс Фрост, прижав пальцы к моим губам. — Мы же все-таки в долбаной библиотеке.

Это слово совершенно не вязалось с ней — как и имя Альберта, — но когда я повернулся к ней, она улыбалась. Она просто подтрунивала надо мной; теперь ее длинные пальцы коснулись моей щеки.

— Интересное замечание о «тени», Уильям, — сказала она. — Случайно не это ли непроизносимое слово вызвало твой неожиданный уход из «Короля Лира»?

— Да, — сказал я. — Похоже, и вы уже слышали. В таком маленьком городке, видимо, все узнают обо всем!

— Может, и не совсем все — и, вероятно, не обо всем, Уильям, — сказала мисс Фрост. — К примеру, мне кажется, что ты слышал не все — по крайней мере, обо мне.

Я знал, что бабушка Виктория недолюбливает мисс Фрост, но не знал почему. Я знал, что тетя Мюриэл не одобряет ее выбор лифчиков, но как мог я заговорить о тренировочных лифчиках, когда только что заявил, что мне нравится в мисс Фрост абсолютно все?

— Моя бабушка, — начал я, — и тетя Мюриэл…

Но мисс Фрост снова коснулась моих губ своими длинными пальцами

— Тс-с-с, Уильям, — прошептала она. — Ни к чему мне знать, что обо мне думают эти дамы. Мне гораздо интереснее послушать про твой проект с ежегодниками

— А, да это не то чтобы проект, — сказал я. — Я просто просматриваю фотографии борцов, по большей части — и тех спектаклей, которые ставили в Клубе драмы.

— Вот как? — спросила мисс Фрост несколько отстраненно. Почему у меня возникло ощущение, что она то начинает играть, то перестает? Что там она сказала, когда Ричард Эбботт спросил, выступала ли она на сцене — играла ли она?

«Только в своем воображении, — ответила она ему почти кокетливо. — В молодости — постоянно».

— И до какого года ты дошел, Уильям — до какого выпуска? — спросила мисс Фрост.

— Тысяча девятьсот тридцать первого, — ответил я. Ее пальцы оставили мои губы; теперь она касалась воротника моей рубашки, как будто что-то в этой рубашке с воротником на пуговицах тронуло ее — возможно, сентиментальные воспоминания.

— Ты уже так близко, — сказала мисс Фрост.

— Близко к чему? — спросил я.

— Просто близко, — ответила она. — У нас мало времени.

— Пора закрывать библиотеку? — спросил я, но мисс Фрост лишь улыбнулась; затем, как будто размышляя, посмотрела на часы.

— А что плохого в том, чтобы сегодня закрыться немного пораньше? — неожиданно сказала она.

— Конечно, почему бы и нет? — сказал я. — Все равно здесь больше никого, кроме нас. Вряд ли Аткинс вернется.

— Бедный Том, — сказала мисс Фрост. — Уильям, он не в меня влюблен — Том Аткинс сохнет по тебе!

В ту же секунду я понял, что это правда. «Бедный Том», как я теперь начал называть про себя Аткинса, вероятно, почувствовал, что мне нравится мисс Фрост; наверное, он ревновал меня к ней.

— Бедный Том просто шпионит за мной и за тобой, — сказала мне мисс Фрост. — А о чем с тобой хочет поговорить Киттредж? — неожиданно спросила она.

— А, ни о чем — это все немецкий. Я помогаю Киттреджу с немецким, — объяснил я.

— Том Аткинс был бы для тебя безопаснее, чем Жак Киттредж, — сказала мисс Фрост. Я знал, что это так, хотя не находил Аткинса привлекательным — разве что совсем немного: человек, который восхищается вами, со временем становится немножко симпатичен. (Но обычно из этого ничего не получается, ведь так?)

Но когда я собрался объяснить мисс Фрост, что меня не особенно привлекает Аткинс — что вообще-то мне нравятся не все мальчики, а лишь немногие, — в этот раз она прижала к моим губам свои губы. Она просто поцеловала меня. Это был крепкий поцелуй, довольно агрессивный; лишь один уверенный толчок, единственный выстрел ее теплого языка. Поверьте мне: мне скоро исполнится семьдесят; в моей жизни было много разных поцелуев, и этот был увереннее, чем любое мужское рукопожатие.

— Я знаю, знаю, — пробормотала она, продолжая прижиматься к моим губам. — У нас так мало времени — давай не будем больше говорить о бедном Томе.

— А-а.