В одну реку дважды

Я тоже усмехнулась, правда криво, потому как губа уже ощутимо распухала. В то «что ничего не случится» я не поверила ни на секунду и как-то сразу поняла, что моей жизни пришел конец. Никогда не обладала достаточной интуицией или какой-то еще сверхчувствительностью и с сомнением относилась ко всякого рода экстрасенсорным проявлениям, но тут я просто увидела себя на полу с перерезанным горлом. Картинка была настолько четкой, что я аж зажмурилась и потрясла головой, чтобы наваждение растаяло.

— Хорошо, — кивнула я опять и встала с дивана. Иса дернулся ко мне, хватая за плечо. — Вы же хотели все узнать? — спросила я. — Ну, так смотрите. — Я прошла в прихожую, под бдительным конвоем воинственного Исы, мельком глянув на лежащего возле порога Иваныча. Стиснув зубы, чтобы не заорать, запустила руку в карман куртки, выудила оттуда ошейник. — Держите, — бросила я мужчине сей предмет.

Тот схватил его, повертел в руках, посмотрел на меня, прищурив глаз.

— Тот самый, не сомневайтесь, — уверила я его, прошла к серванту, достала рюмку, опрокинула над журнальным столиком. По стеклу покатился прозрачный камушек. — Что еще вы хотите узнать? Как кот попал ко мне? Случайно. Вы вряд ли поверите, а я вряд ли смогу доказать, что это так, даже если расскажу всю историю с самого начала.

— А ты попробуй, — мужчина спрятал ошейник в карман.

Я пожала плечами. Терять мне было нечего, играть в Зою Космодемьянскую не хотелось, оставалось надеяться, что смерть моя будет, по возможности, безболезненной. И я рассказала все, что знала. Меня слушали молча, и даже не перебивая. Потом я показала ему письмо Николаева. Тот его прочитал, сложил, убрал в карман.

— Значит так? — то ли спросил, то ли утвердил мужчина. Одет он был в добротный костюм, ботинки мягкой кожи имели вид только что сошедших с витрины. И пахло от него «Фаренгейтом». Да уж такой руки пачкать не будет. Пойдет себе в свой лимузин. А меня Иса с удовольствием прирежет, и хорошо если сразу, а не… Тут меня зябко передернуло, и я схватилась за воротник халата. — Покажи мне свой медальон, — вдруг сказал мужчина.

— Что? — не поняла я.

— Медальон, — повторил мужчина и протянул руку.

Недоуменно пожав плечами, я сняла с шеи цепочку и протянула ему.

— Откуда он у тебя? — спросил он, разглядывая золотую безделушку.

— Это подарок, — осторожно ответила я. — Друга, — добавила я, через паузу.

— Друга? — хмыкнул мужчина. — Друг говорил, что это такое?

— Ну… — пожала я плечами, — в общих чертах.

— Понятно. И где сейчас этот твой друг?

— О! — засмеялась я против воли. — Хотела бы я знать где! Нет. Мы не виделись больше. Это было почти десять лет назад… Он француз, — тут я замолчала, посчитав дальнейшие объяснения излишними.

— Продолжай, — кивнул он, — люблю романтические истории.

— Ты знаешь, кто я? — спросил мужчина, продолжая с любопытством вертеть медальон в руках, когда я закончила рассказывать про поездку в Париж десятилетней давности.

— Вот уж не имею счастья, — машинально тронула я разбитую губу.

— Ты веришь в судьбу? — Два черно-угольных глаза впились в меня взглядом.

Я пожала плечами, одновременно вспомнив Новака.

— Тут хочешь, не хочешь, поверишь.

— А я верю, — сказал мужчина и поднялся, выпалив несколько фраз на своем резком гортанном языке.

Я съежилась в углу дивана и прикрыла глаза. Умирать страшно, поняла я вдруг, а умирать не в свое время еще страшнее. Мимо прогрохотали шумные шаги, хлопнула входная дверь. Я удивленно осмотрелась. Никого. «Господи», — прошептала я, чувствуя, как заходится сердце. Вот так вот можно до инфаркта допрыгаться.

Но тут стрелой мелькнула мысль: «Иваныч!» Мигом забыв про сердце, я метнулась в коридор. Приподняла голову бедняге, нащупывая жилку на шее. Вроде жив. Лицо синюшного цвета, но крови я нигде не увидела. Вырубили, как и меня, электрошоком, скорее всего.

— Иваныч, миленький, не умирай, — попросила я. Иваныч всхрипнул и снова затих. Вот я дура! Скорую же надо! Я рванулась к телефону. Ну, конечно занято. Когда надо… Я еще не успела осмыслить, что делаю, а рука уже сама набирала номер.

— Ты где? — рявкнул в трубку Краснов, услышав мое блеяние.

— Д-дома, — пискнула я, — Скорую надо. У меня тут человек умирает… — тут я зарыдала, услышала в трубке короткие гудки и привалилась к стене, возле неподвижного Иваныча.

«Нет, — сказала я себе, — ты у меня не помрешь.»

— Слышь, Иваныч, — сказала я, беря себя в руки, — ты у меня помирать не смей.

И я начала комплекс реанимационных мер: приподняла Иванычу голову, расстегнула рубаху на груди, послушала сердце. Вроде бьется, но черт его знает, и я принялась делать искусственное дыхание. Надо же, а я, оказывается, еще что-то помню из школьных уроков. Ну, надо же, работает! Иваныч задышал ровнее, лицо немного порозовело, веки дрогнули.

— Дорогой, ты мой, — обрадовалась я, обнимая его, — ты только не помирай, мы тебя еще женим…

— Сергевна, — прошептал Иваныч.

— Живой, — всхлипнула я, подкладывая ему под голову свернутую куртку.

— Прости, Сергевна, не хотел я… — продолжала шептать Иваныч.

— Перестань, все в порядке. Все живы…