Накрываюсь одеялом, хотя в квартире абсолютно не холодно, все мое тело дрожит, я обнимаю руками свои колени и зажимаю рукой рот, чтобы сдержать рвущийся из груди крик. Без истерик. Я умоляю сама себя. Заставляю поверить, что я сильная, независимая. Я со всем могу справиться. Не сегодня. Все вранье. Я не сильная и никогда такой не была. Все, что со мной происходило.. Я закрывала глаза, потому что в глубине своей грязной души надеялась, что однажды все изменится. Я всегда в тайне верила в глупые обещания отца: «Потерпи.. Подожди.. Ты станешь великой..». Все это отговорки. Пустые обещания. Я всегда верила и никогда не верила в них. Всю мою жизнь меня используют самые дорогие для меня люди и, я даже не в силах изменить что-либо. Меня продают, покупают, запирают, отдают на развлечение незнакомым личностям..
Стараюсь заставить себя уснуть, ничего не выходит, все вокруг стало вдруг таким несуществующим. Я в бесконечном надрыве и ожидании.. Я бы не хотела видеть Вестардо больше никогда в своей жизни, но он должен мне, он обязан, хотя бы взглянуть в мои глаза, чтобы я поняла хоть что-то.. Он снова закроется от меня. Знаю. Словно меня не существует вовсе.
Он не приходит и, кажется, что не придет уже, но я жду, как глупая идиотка, уткнувшись лицом в одеяло, я тяжело дышу и пытаюсь успокоить рвущееся наружу сердце.
Чего он ждет? На что провоцирует? Насколько хорошо знает меня? На что рассчитывает? Я не много знаю о Вестардо. Совсем ничего. Но в одном я уверена, он испытывает удовольствие, доводя меня до грани, забирая то, в чем он будто нуждается, клочок израненной души. Он питался, и снова питается моими страданиями. Он знает, что я здесь одна, он знает, что случилось со мной, возможно, этот извращенец даже подсматривал за шоу через камеры. Там же наверняка, есть видеонаблюдение. Придет ли он? Бросит здесь подыхать? Нет. Тогда ему нечем будет питаться. Он ждет, пока я доведу себя до безумия, чтобы прийти и забрать то, что накопилось. Мою боль. Но он не просто забирает ее. Он приумножает ее тем самым, во мне. Она никуда не уходит. Никогда не уходила. Всегда где-то здесь, даже самая старая.
Он не пришел. Я не уснула. И я не встала с постели за сутки ни разу. Мне нужно было напиться или сдохнуть. Кожа побаливала в некоторых местах, где меня хватали, я посмотрела на свои руки, синяков десять, по меньшей мере, красовалось на них, на лице должно быть, тоже что-то осталось. Плевать я хотела.
Думала о том, почему отец не звонит, все свела к тому, что потеряла телефон, но ведь этот человек никогда не звонит, если ему не нужно что-то от меня.
Рука затекла, переворачиваюсь на другой бок, кажется уже утро. Шторы завешаны, даже не хочу вставать смотреть, что за окном.
Ручка двери опускается вниз, я вздрагиваю и тут же замираю, мои вены, суставы все становится натянутым между собой, как тугой канат. Дверь не спешит открываться, я не закрываю глаза, хотя очень хочу в очередной раз прикинуться спящей. Не в этот раз. Не сегодня.
На нем темные джинсы, футболка, кожаная куртка одна из тех, которую я уже видела. Он напряжен. Мышцы его лица, как я и думала, даже, не дрогнут, не считая того, что он достаточно хмур. Я заметила, что мое дыхание стало чаще, как и сердцебиение. Внутри все скручивает до горечи, до боли, до физической боли. Ноздри Адриана раздуваются, я замечаю не сразу, значит ему тоже нелегко со мной в одной комнате? Ерунда. Он ничего не может чувствовать.
Отскакиваю в сторону, как блоха, трусливая мошка, когда Вестардо садится на край кровати, почти рядом со мной, в пол оборота она смотрит на меня, его кадык дергается. Раз. Два. Три. Думает ли он над тем, что сказать мне? Не думает. Хочется закрыть глаза и представить, что этого всего не существует, что его не существует, что никогда не было в моей жизни.
– Ты вправе смотреть на меня так. – Наконец, Вестардо открывает свой паршивый рот, мои внутренности сжимаются от его низкого спокойного голоса. О, он понимает, что я испытываю? Даже я не понимаю, но он..
– Иногда.. я хочу, чтобы ты сдох.
– Иногда я сам этого хочу.
Это откровение душит. Он никогда не говорил со мной так.. Так словно я достойна. Врет. Точно врет. Боится, что когда я выберусь отсюда то, пойду в полицию? Расскажу отцу? Нет, моего отца он не боится. Не тот человек.
– Мне жаль.
– Что?
Он насмехается надо мной? Я едва сдерживаю вопль, который вполне мог бы перерасти во что-то истерическое. Ему жаль и, я должна поверить в это?
Уголков его глаз, как и лба немного коснулись морщинки, а вот и эмоции. Что они должны мне сказать, Вестардо?