Несмотря на отсутствие серьезного сопротивления, экстремизм в Киеве дошел до массового террора. Жертвами этого террора стали «радовцы», главным образом, офицеры. Офицеры стали здесь ещё своего рода жертвой, принесенной за достижение компромисса между местным украинским населением и наступающими «освободителями-интернационалистами». Озлобление муравьевской армии при взятии Киева усиливалось от жажды мести за жестоко подавленное накануне гайдамаками восстание рабочих на заводе «Арсенал». В подавлении восстания рабочих принимал участие и отряд украинских матросов-черноморцев, предпочетших национализм революционности. Кстати, после взятия Киева, большинство этих националистов в тельняшках были безжалостно уничтожены их же коллегами- матросами.
Сам М.А. Муравьев, уже находясь в Одессе, так описывал свои «подвиги» в Киеве: «Мы идем огнем и мечом устанавливать Советскую власть. Я занял город, бил по дворцам и церквям… бил, никому не давая пощады! 28 января Дума (Киева) просила перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Сотни генералов, а, может, и тысячи, были безжалостно убиты… Так мы мстили. Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг – быть беспощадными!»
Общее число жертв «красного террора» в Киеве в январе 1918 года оценивалось представителями белой эмиграции в пять тысяч человек. По мнению современных историков, оно составило около полутысячи человек. Как справедливо отмечал историк С.В. Волков, «во всяком случае, это была одна из крупнейших, если не самая крупная за войну единовременная расправа над офицерами».
Историк военно-морского флота М.А. Елизаров пишет: «Флотские представители в киевских событиях играли роль авангардных сил. Власть, фактически, перешла к ним утром 26 января. А.И. Ремнев со своей армией первый вступил в город и после того, как М.А. Муравьев через несколько дней убыл на Румынский фронт, стал начальником его гарнизона. Комендантом города был назначен матрос-анархист А.В. Полупанов, прибывший с отрядом черноморцев на бронепоезде. Матросы первые в городе занялись обысками, вылавливанием «контры» и отправкой ее в «штаб Духонина». Но они же первые бросились наводить революционный порядок, когда обнаружилось, что в городе образовались бандитствующие группы, одна из которых чуть не расстреляла самого М.А. Муравьева, пытавшегося остановить самосуды.
Вершиной террора стало убийство в Лавре митрополита Владимира. В лавре разместился штаб Берзина и около трех тысяч матросов, красногвардейцев и солдат, причем монахи отнеслись к ним вначале весьма дружелюбно и старались помочь продовольствием. По свидетельству назначенного комендантом Лавры местного унтер-офицера большевика В.С. Сергеева, расстрелы в Лавре попыталась начать группа красногвардейцев, во главе с несколькими матросами, но ему это, с большим риском для собственной жизни, удалось предотвратить. Однако затем несколько самосудов все-таки произошло, в том числе неизвестными был убит и митрополит. По словам Берзина, убийство было совершено не с политическими, а с уголовными целями, ради грабежа 400 рублей и пары сапог сделали это примкнувшие к матросам уголовники. Берзин уверяет, что узнав об аресте митрополита, он немедленно отдал распоряжение его освободить, причем первыми постарались сделать это именно матросы.
После убийства митрополита самосуды в городе прекратились. «Революционная инициатива» перешла на экономическую область – начались грабежи, реквизиции, контрибуции и т. п. Муравьев, выполняя обещание своим войскам о награде за взятие Киева, наложил на город многомиллионную контрибуцию. И теперь обыватель, который еще вчера, не хотел дать на защиту города от большевиков ни копейки, теперь выложил все сполна.
Разумеется, что в революционных войсках началось массовое пьянство, кутежи в ресторанах и игорных домах, разного рода дебоши. Комендант Киева матрос А.В. Полупанов распоясавшуюся «братву» не трогал.
Однако в ходе массовых пьянок начались разборки между самими победителями. Солдаты, до которых к тому же в это время дошел приказ Л.Д. Троцкого и Н. Крыленко о демобилизации, не захотели мириться с тем, что красногвардейцы получают жалование по 100–200, а матросы и вовсе по 400500 рублей. Началась буза, в результате которой и солдатам стали платить по 100 рублей. Несмотря на все эксцессы, происходившие в Киеве в течение трех большевистских недель, там присутствовали и моменты революционной романтики, присущая матросам «робингудовщина». Так, белоэмигрант А.А. Гольденвейзер впоследствии вспоминал: «…Первый лик большевизма, который мы увидели за этот короткий срок, не был лишен красочности и своеобразной демонической силы. Если теперь ретроспективно сравнить это первое впечатление со всеми последующими, то в нем ярче всего выступают черты удальства, подъема, смелости и какой-то жестокой непреклонности. Это был именно тот большевизм, художественное воплощение которого дал в своей поэме «Двенадцать» Александр Блок».
В целом, последствия похода армии Муравьева на Киев были огромны.