Немецко-фашистские варвары, несмотря на явный недостаток времени, очень точно выполняли этот приказ. Многие населенные пункты, освобожденные в ходе нашего наступления, были полностью разрушены оккупантами, а перед этим разграблены мародерами «великой армии». Все, что враг не успел разрушить, он минировал, причем часто это было сделано настолько хитроумно, что нашим, в общем-то, опытным саперам не всегда удавалось разгадать каверзы фашистов. На рассвете 18 сентября у меня выдалось время, чтобы вздремнуть немного — минут сорок, от силы час. Я устроился в просторном немецком блиндаже, из которого уже вытащили семь обезвреженных подрывных зарядов. Казалось, ощупали каждый квадратный сантиметр — ничего больше не нашли. Мне отдохнуть удалось. Но когда четыре часа спустя этот же блиндаж занял мой заместитель по тылу полковник Василий Филиппович Андриевский, часовой механизм необнаруженного фугаса сделал свое черное дело…
В хуторах и станицах было пустынно. Всех работоспособных гитлеровцы угоняли с собой, а тех, кто был, по их понятиям, коммунистом, безжалостно уничтожали. Нам стал известен такой, например, факт. В поселке колхоза имени Тельмана фашисты арестовали около 80 человек. Целые сутки продержав их в здании, где когда-то был магазин, утром раздели всех догола и на большой серой машине с металлическим, наглухо закрытым кузовом-фургоном двумя рейсами вывезли в неизвестное место.
Еще в июле, когда части 16-го корпуса готовились к боям, нам стало известно о массовом уничтожении жителей Кубани с помощью специальных машин, в которых людей душили выхлопными газами. «Душегубки» — так назвали эти машины.
Мы посылали тогда в Краснодар группу офицеров-политработников, чтобы они повидали все собственными глазами, а потом рассказали об этих страшных массовых казнях личному составу… И вот снова мы столкнулись со зловещими призраками фашистов-душегубов, которые уничтожили 80 советских граждан (среди них и грудных детей) только за то, что они жили в поселке, носившем имя немецкого коммуниста Эрнста Тельмана, и были в представлении гитлеровцев «ярыми, неисправимыми большевиками».
Души наших бойцов, командиров и политработников, видевших многочисленные следы кровавых преступлений фашизма на таманской земле, закипипали еще большей ненавистью к заклятому врагу. Люди, объятые этим чувством, шли на врага с презрением к смерти. И конечно, погибали. Но, погибая, как эстафету, передавали боевым своим товарищам и всю ненависть к захватчикам, и священное право мести.
Первыми в атаку поднимались коммунисты. И не случайно именно среди них были очень большие потери. Только за два дня боев в 339-й стрелковой дивизии, например, выбыло из строя 52 члена партии. Но политотдел дивизии под руководством полковника Н. А. Бойко, человека с комиссарским сердцем, организовал дело так, что не распалась ни одна из ротных и батальонных парторганизаций. Вместо погибших и раненых коммунистов вперед выходили молодые большевики, только что получившие в политотделе партийный билет или кандидатскую карточку.
Стоит перед глазами белое как посконное полотно лицо командира 1133-го полка. Полковник Иван Григорьевич Заяц, добрая и храбрая душа, лежит на носилках и вовсю корит себя.
— Виноват, товарищ генерал, — тихо от слабости говорит он, почти шепчет. — Да кабы знать…
По щекам офицера скатываются две слезы, и он опускает веки. Не от боли слезы, не от страданий и не оттого, что ему уже не вернуться на фронт — а оттого, что вот так, в самый разгар наступления оставляет свой полк. Обидно.
Почти одновременно ранен и командир 1137-го майор И. Н. Полевик. Звонит Гречко. Не кричит, кричать он не любит и не умеет, но голос жесткий:
— Кулакову теперь только Сцепуру осталось потерять. Будет он своими командирами полков управлять или не будет!
Прав, конечно, командарм. И я скажу командиру 339-й стрелковой, чтобы он все-таки не допускал лишних жертв. Однако как тут сдержишь людей!..
Но вернемся непосредственно к боевым действиям. 18 сентября рано утром передовой отряд корпуса ворвался на северо-восточную окраину станицы Гладковской. Через час к южной ее части подошел 1133-й полк 339-й стрелковой, и сходящейся атакой они быстро выбили противника из населенного пункта. Однако после Гладковской, упершись в новый промежуточный рубеж обороны врага, ключевым пунктом которого был хутор Согласие, части корпуса остановились.
Проведя некоторую перегруппировку, пополнив немного поредевшие полки (каждый получил по 75―80 человек пополнения), в ночь на 21 сентября штурмовые батальоны 339-й и 383-й дивизий овладели поселком Согласие, и части корпуса вновь перешли в наступление. К исходу дня, освободив хутора Аккерманку, Школьный, Новопокровский (во взаимодействии с 32-й гвардейской стрелковой дивизией 11-го гвардейского стрелкового корпуса), мы подошли к следующему заранее подготовленному рубежу обороны врага, проходившему по высотам с отметками 244,5, 258,8, 195,0 и через хутор Красный Восток.