Въ огонь и въ воду

— Хорошо, завтра. Объяви министрамъ императора Леопольда, что я самъ скоро буду. Не позднѣй 16-го или 17-го я выѣду. Такъ я написалъ и графу де Лувуа. У меня нѣтъ вѣрныхъ свѣдѣній о числѣ и качествахъ имперскаго войска, съ которымъ я долженъ соединиться. Главнокомандующаго я знаю по его славной репутаціи: никого нѣтъ достойнѣй такой чести, какъ графъ Монтекукулли. Но что можетъ сдѣлать генералъ, если у него мало солдатъ, или плохіе солдаты? Узнай — надо непремѣнно узнать — какія позиціи онъ занимаетъ, на какія крѣпости онъ опирается, на какія вспомогательныя войска онъ разсчитываетъ; думаетъ ли онъ наступать, или только обороняться, не грозятъ-ли турки самой Дѣвѣ и что сдѣлано для защиты Ея отъ внезапнаго нападенія? Не вѣрь тому, что тебѣ станетъ разсказывать старикъ Торчіа, любимый министръ стараго императора: онъ совсѣмъ заснулъ въ самодовольствѣ и бездѣйствіи. Смотри своими глазами.

— Будьте покойны.

— Еще бы лучше узнать все и о турецкой арміи. Говорятъ, она велика, считаютъ ее непобѣдимою; но не надо забывать, что воображеніе и страхъ, особенно страхъ — часто преувеличиваютъ. Надо однакожь сознаться, что она разлилась по Венгріи, какъ буйный потокъ, снесла все, забрала города и разсѣяла войска, пробовавшія сопротивляться. Командуетъ ею человѣкъ ужасный, Ахметъ — Кьюперли, изъ простаго носильщика сдѣлавшійся великимъ визиремъ. Такимъ врагомъ пренебрегать не слѣдуетъ. У него храбрость и упорство истиннаго военачальника, вѣрный взглядъ и энергія. Если только его не остановятъ, онъ станетъ истребителемъ всего христіанскаго міра. Но какъ узнать навѣрное, что дѣлается у него въ лагерѣ и изъ чего составлено его войско, идущее на германскую имперію, а потомъ — послѣ ея паденія — на Европу? Мастерская штука была бы, еслибъ этого добиться! Я этого отъ тебя не требую, но узнавай все, что можно. Часто простой случай рѣшаетъ судьбу сраженій. А сколько я могъ понять изъ всѣхъ полученныхъ свѣдѣній, въ Австріи хоть и есть полководецъ, но нѣтъ министра, который умѣлъ бы распоряжаться всѣмъ. Смотри же, не пропускай ничего и когда я самъ пріѣду на мѣсто, гдѣ долженъ поддержать честь французскаго имени, надѣюсь найдти въ тебѣ и совѣтника, и руководителя.

Колиньи подошелъ къ Гуго, обнялъ его и продолжалъ: — Помни, что, отправляясь въ подобную экспедицію, намъ надо вернуться побѣдителями, или не вернуться вовсе… Мы буденъ дѣйствовать храбро… Спасемъ честь, а въ остальномъ положимся на Провидѣніе!

На слѣдующій день Гуго убѣдился, что если и похвально полагаться въ остальномъ на Провидѣніе, то и случай не мѣшаетъ тоже принимать иногда въ разсчетъ.

Въ ту минуту, какъ онъ выходилъ изъ дома главнокомандующаго, гдѣ не очень торопились заготовленіемъ вѣрющихъ писемъ, которыя должны были облегчить ему даваемое порученіе, къ нему подошелъ на площади человѣкъ и сразу обнялъ его, такъ что онъ съ трудомъ отдѣлался отъ этихъ объятій. Незнакомецъ улыбнулся и, не выпуская его рукь, сказалъ:

— Я вижу, что это значитъ… Вы меня не узнаете! Такъ давно мы съ вами не видѣлись, и вы были тогда еще такъ молоды! Но я, я не забылъ васъ; у меня сердце благодарное! Я былъ бы чудовищемъ неблагодарности, еслибъ забылъ оказанное мнѣ вами гостепріимство и славный ужинъ въ Тестерѣ!

— Въ Тестерѣ? спросилъ Гуго.

— Да! въ этомъ уютномъ замкѣ, который пользовался такой славой во всемъ Арманьякѣ и гдѣ вы такъ хорошо пользовались уроками старика Агриппы. Ахъ! что за человѣкъ! и умный, и храбрый!… Еще и теперь помню залу, увѣшанную оружіемъ, куда онъ зазывалъ всѣхъ прохожихъ военныхъ!… и низкую комнату, гдѣ такъ вкусно ужинали послѣ фехтованья!

Не было сомнѣнья, незнакомецъ бывалъ въ Тестерѣ. Передъ Гуго стоялъ высокій статный солдатъ, очевидно не потерявшій съ лѣтами своей силы. Загорѣлое лицо его носило слѣды долгихъ походовъ, щеки и лобъ были покрыты морщинами, борода и усы посѣдѣли, на вискахъ оставалось мало волосъ, но глаза блестѣли, какъ у сокола, а крѣпкіе члены сохраняли еще гибкость далекихъ дней молодости. Коклико такъ и впился въ него глазами.

— Чортъ возьми! продолжалъ неизвѣстный, обнимая снова Гуго, вы и тогда уже порядочно владѣли шпагою! Старые рубаки, воевавшіе съ Врангелемъ и съ Тилли, исходившіе много земель въ своихъ походахъ, встрѣчали въ васъ достойнаго противника! Если вы сдержали все, что обѣщало ваше отроческое искусство, то я отъ души жалѣю всякаго, кто съ вами поссорится!… Какой вѣрный взглядъ! какой отпоръ!… Точно молнія!… Разскажите же мнѣ, пожалуйста, что подѣлываетъ Агриппа?

— Увы! онъ очень старъ и готовится отдать душу Богу! Но я надѣюсь, что онъ не закроетъ глаза прежде, чѣмъ мнѣ удастся обнять его еще хоть разъ.

Незнакомецъ, казалось, былъ сильно тронуть; онъ снялъ шляпу и сказалъ взволнованнымъ голосомъ:

— Вотъ этого-то счастья мнѣ и не достанется испытать… а между тѣмъ Самъ Богъ видитъ, какъ сильно я этого желалъ бы! Онъ не скупился на добрые совѣты и на хорошіе примѣры, этотъ славный, почтенный Агриппа, и душа его, молитвами святыхъ угодниковъ, пойдетъ прямо въ рай.

Онъ утеръ слезы и, погладивъ усы, продолжалъ: