В окопах Сталинграда

Вынув изо рта трубку, он сплевывает на пол, растирает ногой.

— У тебя стариков сколько осталось, Керженцев?

— Человек пятнадцать, не больше. Из них человек девять матросов.

— Неплохо. У Синицына и Кандиди и того нет. А это наш костяк. Учтите. Зря не гробьте. Лопаты есть?

С лопатами дело дрянь. Уезжая с формировки, дивизия не успела получить инженерного имущества. А то, что по пути в селах взяла, — ржавое и негодное, — в первые же два дняполомалось. Киркомотыг совсем нет. Со дня на день ждем инженерную летучку-склад, но она застряла где-то на том берегу, и мы ковыряемся найденным среди развалин старьем.

— Обещают сегодня мины подкинуть, товарищ майор, — поднимается из угла небритый лейтенант в расстегнутой телогрейке. — Я вчера. с начальником армейского склада говорил. С тысячу противопехотных нам дадут. А противотанковые не раньше чем через неделю.

Майор отмахивается: знаю, мол, садись.

— Нажимайте на окопы сейчас. Пока нет саперных лопат, выкручивайтесь пехотинскими. У тебя, Синицын, больше, чем у остальных, — я помню, и участок полегче. Отдашь половину Керженцеву. А ты, Лисагор, — лейтенант в телогрейке вытягивается, — сегодня к вечеру представишь план оборонительных работ. Керженцев поможет. — И ко мне: — Через несколько деньков с тебя требовать буду!

Майор встает, показывая этим, что толочься нам больше здесь незачем: и так накурили — не продохнешь.

3

На берегу Лисагор подходит ко мне.

— Разрешите представиться — лейтенант Лисагор, командир саперного взвода тысяча сто сорок седьмого стрелкового полка сто восемьдесят четвертой стрелковой дивизии.

Голос звучный, привычный к рапортам. Приветствие по всем правилам — пальцы вместе, предплечье и ладонь в одну линию, сильный рывок вниз. Лицо несколько потрепанное, небритое. Глаза умные, с хитрецою. Сам коренастый, крепкий. На вид — лет тридцать..

— Строительством моим интересуетесь? Метрострой настоящий. Пятый день долбаем.

Он берет меня под локоть.

Шагах в двадцати от землянки майора саперы роют туннель в крутом волжском обрыве — длинный, метров в десять. В виде буквы Т.

— Справа для майора, слева для начштаба, — объясняет Лисагор. — Три на четыре — представляете? А там, левее, еще один — для опергруппы и комиссара. А людей всего восемнадцать. Вместе с сержантами. И чтоб к послезавтрему готово было. Ловко?

Бойцы долбят кирками твердый, как камень, грунт. Двое долбят, двое выносят землю ведрами, двое крепят лес. На земле стоит коптилка. Пахнет копотью, потом, сырой землей.

Лисагор садится на корточки, опирается спиной о деревянное крепление. Закуривает.

— Одну такую уже откопали. Досками обшили. Печурку в углу поставили. Вот этот усач, помкомвзвод мой, все своими руками сделал: и печь, и трубы. На все руки мастер. Лампу двухлитровую с зеленым абажуром достали. Майор уже намечал, где кровать поставить. А Чуйков пришел, сел на стул, спросил, сколько земли над головой, — а ее метров двенадцать, — и пришлось майору распрощаться с квартирой, а саперщикам все с начала начинать. Вот оно как на войне, товарищ лейтенант. А людей — кот наплакал…

— А я вот тоже хотел у тебя попросить… человек этак пять.

Лисагор настораживается.

— Зачем?

— Слыхал, что майор говорил давеча насчет мин?

— Это пускай дивизионные делают. На то они и существуют. А наше дело КП, НП. Их сто, а нас восемнадцать. И так по целым суткам не спят. Да и мины эти, знаешь, когда будут.

— Ты сам говорил, что тысячу предлагали.

— Говорил, говорил… Чего только не наговоришь… — На то он и начальник склада, чтоб врать. Не знаешь, что ли, их?

— Ладно. Не будем спорить. Организуй мне на завтрашнюю ночь пять человек — хоть своих, хоть чужих, — остальное меня не интересует.

Лисагор сопит, ковыряет финкой землю между ног.

— Вот всегда так — организуй, сделай, завтра к утру, сегодня к вечеру… А с кем и как — никто не спрашивает. За ночь я батальона не рожу. Видишь, спины какие у людей — хоть выжимай.

Я встаю.

— Ну что ж, придется майору доложить, — саперы на блиндажах заняты, оборону укреплять некем.

Лисагор тоже встает.

— Ишь, упорный какой… Ладно, не ходи. Пришлю людей. Да делать-то им там нечего будет. Тебе еще недели две траншеи копать.

— Траншеи — траншеями, а мины — минами. Завтра вечером пришлю людей.

— Зачем? За минами?

— А то за чем?

Лисагор не отвечает. Согнувшись, вылезает из туннеля.

— Пошли на воздух, пока фрицев нет.

Солнце слепит глаза. На берегу — точно муравейник. Что-то тащат, копают, строят. Дымят прилепившиеся к обрыву кухни, сохнет белье. Сияют медные горы снарядов с красными, синими, желтыми головками. Ящики с патронами. Мешки. Опять ящики. Исковерканная пушка без ствола. Подбитая «катюша». Распухшая лошадиная туша, облепленная мухами. Задние ноги уже отрезаны.

Левее — полузатонувшая баржа. Торчат одни ребра. На этих ребрах, как куры на насесте, четверо бойцов стирают рубахи. Весело ржут, брызгаются, сверкая спинами.