В окопах Сталинграда

На противоположной стене висел плакат — женщина с довольным лицом указывала рукой на какие-то стулья, столы, зеркальные шкафы.

— Что? Соблазнительно? — спросил парень, перехватив его взгляд.

— Плевал я на это… — мрачно сказал Николай.

— И правильно, и плюй. Не обращай внимания. Это главное. Это самое главное — не обращать внимания.

— На что?

Николай медленно повернулся и посмотрел на парня — тот сидел и крутил пальцами ус.

— На все! Как я. Иначе свихнешься. Можешь мне поверить. У меня вот Гитлер стариков и двух братьев на тот свет отправил. Понял? А я вот под трамвай не бросаюсь. Один — инженер, другой — полковник. В двадцать пять лет — и полковник. А? Не то что мы с тобой. Ты кем на гражданке был?

Николай пожал плечами:

— Д-два к-курса физкультурного института.

Парень протянул руку, на ней не хватало пальца.

— Дай пять. Два сапога пара. — Он зло рассмеялся, сверкнув вставными зубами. — Будем знакомы. Сергей. Человек без профессии.

Он вынул из кармана толстую пачку денег и бросил на стол.

— Видал?

Пачка состояла вся из сотенных. Сергей небрежно сунул ее в карман.

— И я один. Ни семьи, ни жены, ничего… Могу все Фимкино заведение купить. А завтра столько же будет. Понял?

Он придвинулся к Николаю. Его серые, широко расставленные глаза блестели, на лбу выступил пот.

— А наши там вперед идут, пока мы с тобой здесь… — Он вытер рукой лоб. — Будешь еще?

— Нет. Нарзану выпью.

Сергей усмехнулся:

— Фимка, дай-ка еще нарзану. Так на чем мы остановились? На женах, кажется?

Николай, сощурившись, посмотрел на Сергея. Хмель постепенно проходил.

— А ты женат? — спросил Сергей.

— Нет, — коротко ответил Николай.

— Совсем нет?

— Совсем…

— И не был?

— А что вспоминать, что было?

Сергей понимающе улыбнулся:

— Ясно. И давно?

— С сорокового.

— А знакомы?

— С тридцать девятого.

— Красивая?

— А бог ее знает. Разве в красоте дело?

— В красоте, — уверенно сказал Сергей и сдвинул фуражку на затылок. — У меня вот нет жены. Не было и не будет.

Николай согласился — «может, так и надо, все мы дураки в девятнадцать лет» — и вдруг почувствовал, что случилось то, чего он больше всего боялся, что он дольше не может, что он сейчас все расскажет этому парню, которого видит в первый раз и, может, никогда больше не увидит. И про Шуру, и про то, как он бегал к ней каждый день из института на Осиевскую, через весь город — она работала на Кабельном чертежницей, — и про ее мамашу-старушку, которая все хотела, чтобы они поженились. Я, говорит, старая, скоро умру, так чтобы увидеть еще.

Сергей внимательно слушал, засунув пальцы в лохматую шевелюру, потом спросил:

— А сколько ей лет?

— Умерла. Сегодня только узнал, что умерла.

— Да не ей, Шуре твоей.

— Моей? — Николай попытался улыбнуться. — Дяди-Фединой, а не моей.

— Ну, дяди-Фединой, черт с ним, я его не знаю. Лет двадцать пять?

— Двадцать четыре. Когда на фронт шел, двадцать один был. Теперь, значит, двадцать четыре. Три года прошло… Три года, — повторил он, — и три года верил. Письма писал. Как город освободили, раза три или четыре писал. И все впустую. Дом фашисты сожгли, она перебралась… И вот теперь дядя Федя…

Сергей опять подмигнул: это было у него чем-то вроде тика.

— А ты, брат, ни разу дядей Федей не был? А?

— Я? Дураком я был, вот кем я был…

Николай посмотрел на часы. Сергей протянул руку и закрыл ладонью циферблат.

— Не уходи.

— Мне к десяти в госпиталь надо…

— Да плюнь ты на госпиталь. Наваляешься еще. А мне говорить хочется… — Он перегнулся через столик и, обхватив Николая за плечи, задышал в самое ухо. — Я десять тысяч заработал. А говорить не с кем. Понимаешь? Не с кем…

Николай опять посмотрел на часы. Он никак не мог разобрать, сколько они показывают.

— А ночевать?

— Ночевать? Ты на пуховой перине будешь ночевать, понял? И утром тебе в постельку какао принесут.

Он вдруг откинулся и надвинул фуражку на глаза.

— Иди… Со мной связываться… Иди лучше.

— Ладно, — сказал Николай и заказал еще водки.

Сергей молча, исподлобья следил за ним. Когда стаканы появились на столе, он отодвинул их и аккуратно прикрыл тарелкой от колбасы.

— Спасибо, капитан. — Потом добавил совсем тихо: — Я давно никому спасибо не говорил.

Какой-то парень с лошадиным лицом, в кепочке с крохотным козырьком, подсел к их столику и попытался завязать разговор. Сергей мрачно взглянул на него:

— Пей свое пиво и закругляйся.

Парень, торопливо допив свою кружку, ушел. Сергей поднял голову, посмотрел на Николая:

— Вот такие-то дела, брат… Пойдешь ты завтра себе потихонечку в госпиталь. Месяца два-три поваляешься на чистых простынках, а потом — фью… Разведчик?

— Разведчик.

— По штанам вижу… Наводчик зорок, разведчик смел. Своих, вероятно, уже в Германии застанешь.

— Надо еще всю Польшу пройти.

— Пройду-ут… — Он потянулся, хрустнул пальцами и посмотрел на Николая. Глаза его стали серьезны, и хмель как будто совсем прошел. — Ну а мне куда прикажешь деться, товарищ?

— Как — куда?

— Вот ты на фронт, а я куда?

Он медленно отодвинулся, засучил штанину на правой ноге и показал протез — коричневый кожаный протез выше колена.

— Понял теперь?

Николай молча смотрел на протез. Сергей хлопнул по нему ладонью.