В оковах страсти

Внезапно все закончилось, и она услышала крик младенца. Тогда она впервые задумалась, сможет ли довести план до завершения, хватит ли у нее сил отказаться от милого, дорогого ее сердцу существа, теплым комочком лежащего на груди. И только ужас, взметнувшийся темной волной в ее душе, заставил ее проявить твердость. Она усомнилась в том, что Мортимер не изменит в один прекрасный день своего решения признать мальчика своим наследником и не обратит против чужого сына всю силу своего свирепого нрава.

Все прошло без сучка без задоринки. Спокойный и умиротворенный Саймон подле первых криков больше не издал ни звука. Николь с горечью в сердце поцеловала его крошечное личико, и Гленнит, спрятав малыша в корзину для снадобий и накрыв сверху тряпками, тайно вынесла его из замка.

Тем временем Старушка Эмма привела в комнату Николь Мортимера. Тот мельком взглянул на неподвижное жалкое тельце в люльке и тяжелой поступью подошел к кровати. Она, на свою беду, не смогла устоять от соблазна уязвить его больное самолюбие и сказала, что он никогда не получит от нее то, что хочет.

Пока Мортимер методично и долго избивал ее, Николь думала, что он не остановится, пока не убьет. От боли она потеряла сознание. Придя в себя, разрыдалась от охватившей ее радости победы и отчаяния. Ее сын жив и здоров, и никакая опасность ему не угрожала. Другая женщина будет растить и воспитывать его, и она никогда не познает материнского счастья. Он никогда не припадет к ее налитой молоком груди. Она не увидит, как сделает ее малыш свой первый шаг, не услышит, как произнесет свое первое слово. Ее любимое, родное существо. Ради спасения его жизни она отказалась от него.

Николь подошла к окну и закрыла ставни. Жизнь поставила ее перед трудным выбором, обрекла на молчание. Бремя тайн угнетало, грозя разорвать исстрадавшееся сердце. И вот теперь Фокс. Его появление еще больше усложнило ситуацию, добавило мучений и переживаний. Всего минуту назад она нутром почувствовала его гнев и негодование. Но он подавил свои эмоции. В отличие от Мортимера он не закричал, не обрушился на нее с кулаками. Нет, он умнее, хитрее и, следовательно, опаснее.

Фокс пересекал двор, продолжая мысленно перебирать содержание беседы с Николь. Он чувствовал, что она что-то от него скрывала. Но что именно? Чувство ли вины из-за потерянного ребенка или еще что-то? А может, любовника?

Господи, как ничтожно мало, в сущности, он знал о ней. Его свели с ума утонченные черты ее лица и физическое наслаждение, столь пронзительное по силе, что память о нем до сих пор жгла душу. Но ему практически ничего не известно о женщине, которую он боготворил и о которой все годы мечтал. Он мысленно перебирал их последние встречи. Увидев ее впервые после разлуки, он потерял от вожделения голову. Чуть позже она возбудила и шокировала его. И вот теперь он никак не мог отделаться от впечатления, что несколько минут назад имел дело с умной и неисправимой лгуньей. Она оставалась для него загадкой. Кто она на самом деле? Хладнокровное чудовище, убившее из мести собственного младенца? Или слабовольное создание, доведенное истязаниями Мортимера до крайности? Женщина, у которой от побоев ум зашел за разум, и она не ведала что творила, когда лишила жизни свое малое беззащитное дитя?

Или, может, она ни в чем не повинна?

Однако она вероломно предала его Мортимеру. Она не отрицала своего поступка. И совершала его отнюдь не из благородных побуждений. Чтобы уязвить Мортимера, как она сказала. Если ее ненависть носила столь всепоглощающий характер, то она могла бы толкнуть женщину и на убийство.

Он покачал головой. Следует забыть об этом. Последние три года он находил успокоение в том, что представлял, как будет заниматься с Николь любовью. Но теперь червь сомнения точил его сердце и бросал тень на благословенный образ женщины его мечты, заставляя думать, что в самом деле она может быть убийцей.

Фокс вошел в помещение казарм, где размещались рыцари. На глаза ему попался Генри де Бренн.

— Где Рейнар?

— Еще не вставал, — ответил Генри и широко улыбнулся. — Можешь заглянуть на конюшню.

Фокс живо представил Рейнара мирно сопящим в объятиях сговорчивой девки, а сам он провел тревожную ночь, не принесшую ни отдыха, ни удовлетворения. Жизнь Рейнара вызвала у него приступ острой зависти.

Он вошел в длинное приземистое строение и двинулся вдоль стойл. На него пахнуло насыщенным духом лошадей и свеже-скошенного сена.

— Рейнар, похотливый ты сукин сын, — окликнул он, — ты где? Отзовись.

— Фокс? Фокс? — донесся до него невнятный голос. — Неужели ты? Что за надобность выгнала тебя из постели ни свет ни заря? Я полагал, что ты будешь…

— Не твое дело! — проревел Фокс. — Ты мне нужен. Слезай вниз.

Послышался тихий шепот, потом шорох надеваемой одежды. Заскрипела лестница, ив следующий момент перед ним предстал Рейнар собственной персоной.

— Почему ты не с леди Николь? — полюбопытствовал Рейнар. — Только не говори мне, что уже успел утолить голод трехлетнего любовного томления.