В окрестностях тайны

— А вы тут в плавнях? — спросил он. — Я эти заводи знаю, мы сюда за щуками ездили.

Где-то недалеко над речным разливом провыл снаряд и разорвался по ту сторону реки.

— Начали, — сердито сказал старшина и посмотрел на небо. — Что-то с опозданием сегодня.

В кустах у берега зашуршало, и вскоре оттуда, пригнувшись, появился запыхавшийся боец с винтовкой.

— Товарищ старшина, буксир подходит!

— Далеко?

— С полчаса ходу.

— Ладно. Сейчас, — старшина неохотно поднялся и стал свертывать плащ-палатку. — Ну, спасибо тебе, парень, — сказал он.

— А это откуда же буксир? — спросил Смолинцев.

— С «пятачка», от артиллеристов.

— А тут разве не «пятачок?»

— Э, милый, там вся земля с железом перемешана. Тут у нас в плавнях вроде как бы тылы — лазарет и прочее. Сейчас оттуда раненые прибудут.

Он хотел идти, но Смолинцев схватил его за рукав.

— Товарищ старшина, я вам еще главное не сказал, вот смотрите, — он вдруг сел на землю, стремительно скинул ботинок и извлек из-под стельки пергаментный пакет. — Вот посмотрите!

Старшина с недоумением развернул пакет и, нагнувшись, осветил его фонарем под полой своей шинели.

— Тут по-немецки, — озабоченно сказал он. — Надо командиру «пятачка» показать. Откуда это у тебя?

— От пленного одного. Это надо передать обязательно. Я поклялся.

Старшина, нахмурясь, смотрел на него с каким-то новым интересом.

— Так ты за этим и приплыл сюда?

— За этим. И потом я к своим пробиться хотел.

— Ладно, обувайся, посмотрим там.

Небольшой черный буксир наконец причалил к мокрым сваям. На тесовый настил сбросили трап и стали выгружать раненых. Потом матрос струей из шланга смыл кровь с железной палубы, и начали погрузку.

Ветер приносил с берега запахи водорослей и рыбы. На буксирчик внесли несколько цинковых коробок с патронами и три тяжелых ящика с гранатами. Солдат в пилотке и засаленном ватнике, бывший тут за капитана, сначала не хотел брать Смолинцева на пароходик, как невоенного. Но старшина сказал, что у Смолинцев а «особое задание». И эти слова сразу подействовали.

— Обстреливает? — спросил старшина.

— Не без этого! — капитан буксира надвинул пилотку на лоб, презрительно оглядел мутное пространство и сплюнул за борт. — На земле, там хоть укрыться есть где: то бугорок, то канавка; и ранят — так санитар или другой кто найдет после боя, а тут! — он махнул рукой и опять сердито сплюнул.

— Люся здесь? — спросил старшина.

— Здесь. Да нам обратно пора, а то затемно не успеем.

Он посмотрел на восточный край неба и дал команду отчаливать.

— Бывай здоров! — сказал старшина Смолинцеву и спрыгнул на берег.

Довольно долго буксир шел ровным ходом по беспокойной волне. Слева неясно выступали очертания леса. Дул ветер. На палубе было холодно. Два раза принимался дождь, и скоро Смолинцев сильно продрог в своей курточке.

Капитан поманил его к рубке, и когда Смолинцев подошел, достал из-за пазухи плоскую флягу в суконном чехле.

— Грейся, — сказал он.

От глотка водки стало теплее и родилось ощущение уютности и веры в удачу.

По другую сторону рубки сидела девушка санитарка, придерживая на коленях толстую брезентовую сумку с большим красным крестом. Капитан стал уговаривать ее, чтобы она тоже выпила:

— Чего ты боишься, Люся?

— Та не можу я: дюже горько, — отмахнулась она.

— Боишься? Видно, маму не спросилась, как на фронт пошла, — весело сказал капитан.

— Вот и не угадали. Я без мати росла — с батькою. Теперь он привел «мать», да она меня моложе на два года.

Капитан рассмеялся, и санитарка стала смеяться тоже. Черные глаза ее блестели, как маслины.

— Эх, встретиться бы нам с тобой до войны, Люся! — сказал капитан.

На носу, захлебываясь, забил пулемет.

Оказывается, там, за мешками, лежал на палубе пулеметчик.

Санитарка рванулась туда, Смолинцев тоже.

На блеклом фоне предрассветного неба был ясно виден самолет. Он шел совсем близко, прямым курсом навстречу пароходику.

— Задний полный! — отчетливо прозвучал в тишине напряженный голос капитана.

За кормой яростно заработал винт, пароходик. резко затормозил, и бомба, просвистев в воздухе, вздыбила озеро впереди, всего в каких-нибудь трех саженях от форштевня.

Буксир сильно качнуло на крутой волне, он черпанул бортом из озера и снова выпрямился.

Самолет уже скрылся, но — все — и капитан, и пулеметчик, и санитарка — еще долго смотрели на расходящийся по воде пузырчатый след, взволнованно пошучивали и облегченно вздыхали.

Места, которыми они теперь шли, были незнакомы Смолинцеву, но он знал, что река тут сливается с плавнями, а плавни соединяются со многими лесными озерами, и по отдаленности берегов догадывался, что буксир пересекает одно из них.

«Поплутал бы я тут на моей лодочке», — невольно подумал он.

Неожиданно впереди разорвалось несколько одиночных снарядов. Затем огонь усилился, заскользил по волнам бледносиний кинематографический луч прожектора, хотя небо уже заметно светлело.

Снаряды падали совсем близко, но рвались глубоко в воде, выбрасывая вверх седые столбы.

С берега засигналили фонарем. Пулеметчик с лотом в руках протискался к борту и стал мерить глубину.

Снаряды стали падать еще чаще, круг разрывов сжимался.