В опале честный иудей

День нашего освобождения из больничной неволи трудно стереть из памяти. По многим причинам. Я покидала это заведение со смешанным чувством избавления и неуверенности. Избавления, во-первых, от недуга, во-вторых, от вынужденного общения с неприятными людьми. Неуверенность вселяло и будущее: вне больницы вся ответственность за окончательное выхаживание Александра Владимировича, за поддерживание его «в форме» ложилась на меня, только на меня лично. А я не была подготовлена к специфическому уходу за таким больным, очень удивлялась, почему же врачи медлят с, казалось бы, нужнейшими инструкциями, почему все еще не напичкали меня разного рода наставлениями - по режиму, диете, уходу? Я, например, не знала, сколько теперь мы можем гулять, сколь велики по расстоянию могут быть прогулки. Ежедневно, реже? Чего не следует делать? Врачи, по сложившейся привычке, помалкивали. И тревога за наше будущее следовала за мной по пятам. Что оставалось делать? Если Магомет не идет к горе... Я достала блокнот и села за составление вопросника, который решила предложить зав. проктологическим отделением. Вопросов набралось, хорошо помню, девятнадцать. Я пошла к С. Он меня принял сразу, даже без каких-либо отговорок, ссылок на занятость. Это удивило, так как было непривычно. Не переставала я удивляться и во время нашей беседы, беседы без эмоций. Так человек работает с компьютером: вопрос - ответ, вопрос - ответ. Когда список вопросов был исчерпан, мне почему-то показалось, или мне этого хотелось, что услышу такие вот слова: «Обязательно покажитесь нам через месяц (два, четыре, год, не знаю)». Приглашения, которое следовало воспринять не как часть этикета, а как непременную обязанность хирурга контролировать состояние им прооперированного, увы, не последовало. Нас просто выставляли за дверь. И готовность, с которой принял меня С., объяснялась очевидно тем же: поскорее от нас отделаться.

Я начала собираться в дорогу. Обычно - так делалось во всех больницах - по просьбе выздоровевшего или его родственников больница вызывала машину из таксопарка. Наивный я человек! Ничему-то меня почти пятьдесят дней пребывания в этой больнице не научили! Моя просьба была отвергнута с ходу, с грубостью вызывающей. Я едва успела рот открыть, как медсестра (врачи исчезли, во всяком случае, ординаторская оказалась безлюдной) предложила мне пойти и поймать такси.

А теперь позвольте пригласить вас опять в область наивных рассуждений. У городской больницы имелся, разумеется, собственный транспорт, как и у любого крупного медучреждения столицы. Почему же?.. Я не стану договаривать свой «идиотский» вопрос. Добавлю только, что ни один врач не пришел проститься с Александром Владимировичем, пожать руку на прощание, сказать слова доброго пожелания. Хотя бы из приличия... Мне остается сделать вывод: то был дом без приличий. Такие дома имеют свои названия, общеизвестные, неблагозвучные. По неуместной, конечно, аналогии вспомнился общий плач по умершему режиссеру.

...Я связала шестнадцать небольших узлов и свертков ; плюс раскладушка, на которой спала. Тяжесть этой ноши была ничтожной по сравнению с не окрепшим еще Александром Владимировичем. Я одела его, обула - сам он этого делать еще не мог, повела (одна!) со второго этажа на первый по длинным маршам старинного дома. Свела. Прислонила к стенке поближе к выходу, посадить было не на что. Побежала - «молодка» - на второй этаж за вещами... Принесла вниз небольшую часть. Сложила возле Александра Владимировича. Побежала, задыхаясь, во второй раз... Снесла вниз еще несколько свертков... Отдышавшись малость, направилась опять наверх. Мое бедственное положение оценила женщина, охранявшая вход в больницу. Молча вынесла из своей конуры стул, усадила Соболева. «Иди! Я посмотрю!» Еще за два подъема я принесла остальную поклажу. В вестибюле часто открывалась входная дверь. С улицы врывались холод и сырость, я так боялась, что мой еще слабый муж подхватит простуду. Оставив его под присмотром сердобольной привратницы, я помчалась ловить такси. Мои дорогие сограждане, мои москвичи отлично знают характер представителей данного современного вида «извоза». Если пассажир с виду не производил впечатления кредитоспособного, они или просто прокатывали мимо человека с поднятой рукой, или бросали через окошко: «В парк!», «На обед», «По заказу!» и пр. Попробуй проверь, правду ли он говорит: машина скрывалась из виду мгновенно.