В опале честный иудей

Стоп! Здесь требуется пояснение. Кому доверило издательство оценку рукописи? Ах, эти случайные случайности, нечаянные совпадения - тому самому А. Корнееву, о парадном издании книжки которого в «Современнике» говорил Ал. Соболев с инструктором ЦК Алифановым. Видно, инструктор ЦК разнес нелестные слова Ал. Соболева в адрес Корнеева, как сорока, на хвосте. Повсеместно. Обиделись за «своего» братья-писатели. И вдруг - о радость! - сама судьба вложила в их руки неожиданную возможность расквитаться с покойным поэтом. Отвел душу, отомстил, хоть и мертвому, А. Корнеев - живого места не осталось на сборнике «Бухенвальдский набат». Три месяца трудился над рецензией. То ли он забыл, что надо вернуть рукопись в издательство к определенному сроку, то ли издательству было сто раз наплевать, когда он ее вернет, но «упакованная» в гроб рукопись «Бухенвальдский набат» прибыла к заказчикам в середине марта 1988 г. (!)

Впрочем, возвращать рукопись в издательство было уже, пожалуй, не обязательно, так как месяцем раньше, в середине февраля произошло ее заочное отпевание. Именно в феврале 1988 г. состоялось заседание редсовета издательства, которое решало вопрос, издавать ее или не издавать. Никто из членов редсовета не видел рукопись в глаза. Она была в то время у А. Корнеева. До сих пор не могу понять, видно, не пойму никогда: как, на основании чего можно «зарубить» полувековой труд поэта, не прочитав и строки из созданного?!

Мне вернули рукопись. В сопроводительном письме, в котором помимо заключения - отрицательного - о рукописи была и замечательная фраза о том, что к тому же Ал. Соболев не член ССП, а потому нечего ему соваться в ряды профессионалов. У редсовета была ранняя утрата памяти: они, члены ССП, забыли, что ведь сами не захотели видеть автора «Бухенвальдского набата» в своих непомерно талантливых рядах, не позвали. А теперь взяли да и упрекнули, что билета нет. Расписались: если у тебя билет ССП в кармане, то будь ты всего-то слегка прикрытым графоманом, публикация твоего труда тебе обеспечена.

Все потерянные девять месяцев я держала в курсе происходящего в издательстве «Советская Россия» М. Шишигина: звонила, ходила на приемы, писала. В конце концов он, чтобы отвязаться от меня - наигрался, - заявил, что предлагал многим издательствам выпустить сборник стихов Ал. Соболева и никто не проявил к этому интереса. Остановитесь и вдумайтесь: о, многотысячное советское писательство! По какой причине было ты едино в очевидной неприязни к преуспевшему однажды, опередившему множество из вас однажды поэту, который, несмотря на все препоны и помехи, все же ухитрялся изредка заявлять о себе на вполне профессиональном уровне, что и было отмечено, замечено непредвзятыми судьями, о чем я говорила.

Выслушав приговор главы республиканских и областных  издательств, я сделала, хотя и страшный, но единственно  правильный вывод: «на просторах Родины чудесной» поэту Ал. Соболеву к читателям дорога закрыта, закрыта навсегда. В начале перестройки я увидела как-то раз Марата Шишигина на экране телевизора, в позе «развалясь». , Бодрости духа это мне не прибавило. Лишний раз вспомнила: «А за дверьми, блюдя свой важный сан. по-прежнему сидит - "их преподобие"...»

Дорого обошлась Ал. Соболеву честность в творчестве. дорого заплатил он за категорическое нет холуйству перед компартией! Дорого стоило ему гордое нежелание приобщиться к сонмищу литературных аллилуйщиков и приспособленцев! Цена всему этому - безвестность.

Забвение, равное смерти, смерти как литератора.

После удара, нанесенного мне Маратом Шишигиным. без зова, самопроизвольно возникло страшное видение, неотвязная картина: летящие, брошенные равнодушной рукой рукописи Ал. Соболева в мусорный ящик... А меня уже нет в живых. И некому остановить эту руку...

Но судьбе угодно было послать мне еще одно испытание, испытание на прочность, в том числе и физическую - возраст, испытание на целеустремленность, испытание на верность избранному пути.

Не помню, от кого узнала я о смене руководства в издательстве «Московский рабочий». И во мне одержало верх легковерие. Защищаюсь от вероятных обвинений в неосторожности, утрате самоконтроля... А многие ли на моем месте сумели бы устоять, не «нырнуть» в открывшееся неожиданно, такое заманчивое «сунь пальчик - там зайчик»? Принимая желаемое за действительное, я подчинилась искушению еще раз попытаться дать жизнь стихам Ал. Соболева. Легко уговорила себя немедленно действовать, поверив доводам самоуговора, что раз новые сменяют старое руководство, то грядут, обоснуются в том месте иные порядки и люди, уже не враждебные Ал. Соболеву.