В опале честный иудей

Я предложила роман независимому издательству «ПИК». Привыкшая к отказам и грубости, всегда готовая к обороне,  к наступлению, я вдруг попала в самую доброжелательную обстановку. Роман был принят к изданию. Меня, когда я приходила, встречали улыбкой, радушно предлагали чашечку чая. Но больше всего согревало меня уважение к творчеству, личности моего покойного супруга, заклеванного поэта. Совместная работа над подготовкой рукописи к изданию проходила при непосредственном участии исполнительного директора издательства Людмилы Александровны Рекемчук, главного редактора художественной литературы Георгия Михайловича Садовникова. Георгий Михайлович не ограничился вступлением, небольшим предисловием к роману - «От издателя». Молча, без разного рода деклараций и реляций, тактично, умно и уместно, он по-хорошему приложил руку к той самой художественной шлифовке романа, которую не успел сделать автор. Он поступил в лучших традициях отечественной литературы и культуры. С добрым напутствием и добрыми пожеланиями обретенных друзей, «Ефим Сегал, контуженый сержант» в конце 1999 г. вступил в большой мир.

Я не склонна верить тому, что его не заметили из-за скромных достоинств. Те, кто прочитал его, мои знакомые, не в угоду мне, высоко оценили роман, восхищались его честностью, правдивостью, оригинальными суждениями и выводами автора по самым разным затронутым им вопросам. Но пресса, электронные СМИ, регулярно оповещающие читателей о выходе многих новых книг, его или «не заметили», или отмолчались. Реклама отсутствовала полностью. И все-таки я радовалась. Радовалась и радуюсь, держа в руках не рукописи с неизвестной судьбой, а хорошо изданные, мастерски оформленные две книги: и сборник стихов, и роман. Они живы, они находятся у людей. Они, слава Всевышнему, не погибли безвозвратно, не сгинули бесследно. И каждый, кто возьмет их в руки, встретится, как сказал Л.И. Тимофеев, с хорошим человеком, их автором. Но больно и горько до слез, что умер поэт Ал. Соболев оскорбленным, обобранным, с безмерной, угнетающей тревогой за свой полувековой литературный труд, что при жизни его лишили законнейшего права увидеть свои сочинения дошедшими до читателей, взять в руки изданными поэзию и прозу, строки, которые он назвал «души напевами, из сердца соками», где «каждая строчка звучит как мятеж и каждое слово пронизано светом».

Кто должен ответить, ответит ли когда-нибудь за строки, вырвавшиеся у автора «Бухенвальдского набата» за несколько месяцев до смерти, за то, что он так страшно подытожил свою жизнь под гнетом коммунистической тоталитарной системы.

...Тихим пасмурным февральским днем 1985 г. мы - он и я - шли по одной из аллей Измайловского лесопарка, обычному маршруту наших прогулок. По обе стороны неширокой аллеи - высокие тонкие стволы берез, темнозеленый подлесок из молодых елочек с шапками снега на изогнутых под его тяжестью ветвях, чистой белизны только выпавший снег... Зачарованное безмолвие. Лес словно замер, неподвижный, притихший... Мне почудилось вдруг, что очутились мы где-то далеко-далеко от города, от жилья вообще... И вокруг - сказочный лес. Само представление о времени словно неощутимо сместилось... «Настоящее царство Берендеево», - я произнесла это просто так, под впечатлением окружающей нас волшебной красоты. Мой спутник промолчал. Я не удивилась. Мы очень долго и согласно прожили вместе, наши мысли и оценки зачастую совпадали, и вовсе не обязательно было подтверждать это вслух. Вот и на этот раз я отнеслась к его молчанию как к согласию. Молча мы прошли еще несколько минут, любуясь, как мне думалось, «владениями царя Берендея»... И вдруг, среди глубокой тишины, негромко, вроде бы сдержанно, прозвучал трагический экспромт, выстраданные поэтические строки, может быть жалоба, которую он доверил только мне, может быть усиленная болезнью усталость от борьбы, изматывающей и безрезультатной, от неуходящей черной тучи, омрачавшей жизнь поэта.

Средь царства Берендеева, средь шума городского, везде я слышу: «Бей его!», всегда я слышу: «Бей его, создание евреево, такого и сякого!»

Вот что носил поэт постоянно в сердце, в душе. Не правда ли, подходящие, можно сказать, исповедальные строки из уст человека, создавшего непревзойденную антифашистскую песню?! И все, что мною сказано в этой книге, собрал он за год с небольшим до смерти в нескольких строках. Он по-своему «завизировал» мой подробный рассказ о нем, удостоверил мою правдивость.

Произнеся эти строки, он почему-то усмехнулся... Скорее всего, сам себя укорил за нечаянно высказанную слабость, так ему несвойственную, заговорила природная гордость...

А я?.. Если меня ударил бы кто-то сильно и больно в незащищенную грудь... И некому защитить... Я хваталась за волю, за самообладание... Словно стиснутое, сердце замерло, болезненно сжалось.

♦ ♦ ♦

Я дописываю последние строки книги в середине 2005 г.