В опале честный иудей

Поверьте, никто не заставлял Ал. Соболева обозначать свою жизненную позицию так, как это сделал он сам. Никто не нажимал, не давил на него. Кроме самой социалистической действительности.

...Так почему же, почему же быть равнодушным не могу?

Вознагражден я или проклят, что в сердце неуемный жар...

Покой лишь признаю во сне.

Бунтуй, душа моя, покуда, покуда кровь течет во мне.

Дороги торной мне дороже навстречу солнцу крутизна.

Иначе сердце жить не может.

Иная жизнь?.. К чему она?

Отсюда до сатиры - рукой подать. Не косметической, для отвода глаз, а настоящей, истинной, острой, предельно допустимой лютой цензурой.

Бунт, боевые доспехи в мечтах инвалида войны?.. В эту пору, когда живет с немеркнущей славой его «Бухенвальдский набат», уже принадлежащий истории? Угомонись ты, больной человек, как советует тебе один добрый знакомый: лови рыбку, собирай грибы, общайся с природой, которую так любишь, живи в свое удовольствие... Все равно никому ничего не докажешь, плетью обуха не перешибешь. Дружи с лирой, пиши лирику.

Ответ Ал. Соболева выглядел так:

Молчит моя заброшенная лира, ослабленные струны не звенят.

Лишь гневно прорывается сатира, как обличенье,

источая яд.

Носить бы мне певца любви корону -улыбка не сходила бы с лица.

.. .Когда б не лицезрел тупиц у власти, несущих беды страждущей стране, когда бы и удары, и напасти не испытал на собственной спине.

Остался жив...

Казалось, при Никитке в кромешной тьме мелькнул свободы луч...

Но оборвалась тоненькая нитка!..

Над нами снова мрак зловещих туч, и снова разгулялось беззаконье, и снова лжи - почтенье и салют: во славу новоявленной иконы фанфары надоедливо поют от Мурманска до самого Памира, от Сахалина до самих Карпат...

Вот почему моя замолкла лира, лишь гневно прорывается сатира, как обличенье,

источая яд.

«Нет покоя и в помине...» Отвергая обывательские доводы в защиту личного благополучия, он готов сражаться с «тысячеглавым Злом», терзающим страну. И, конечно, понимает, что для успеха битвы нужно, в числе прочего, сделать им созданное достоянием самой широкой читательской и слушательской аудитории.

Скажу горькую правду: всей сатире Ал. Соболева уготована была дорога «в стол». Но судьба проявила вдруг к нему свою милость и щедрость: повстречался ему нежданно-негаданно человек, о котором постараюсь сказать все доброе и хорошее, что знаю. И оставшееся в памяти, надеюсь, даст мне возможность нарисовать образ порядочного, симпатичного Ал. Соболеву и симпатизирующего ему, как ни странно, работника идеологического фронта. Я намерена поведать об отношениях, сложившихся между Ал. Соболевым и главным редактором журнала «Крокодил» Мануилом Григорьевичем Семёновым.

Для того чтобы стало понятным то, что хочу о нем рассказать, начну с малого, но очень существенного: М.Г.Семёнов был одним из тех немногих номенклатурных работников, которые разрешали себе «сметь свое суждение иметь». В тоталитарном государстве, да еще для номенклатурного работника высокого ранга - качество редкое, жизнь ему всячески усложняющее. Я не знала его лично. Поэтому в суждениях о нем обязана быть очень осторожной. О том, что он не был послушным и тихим исполнителем «верховных» приказов, говорят некоторые из запомнившихся мне публикаций  в «Крокодиле». Он, помню, в нескольких номерах, на разворотах рассказал о системе круговой поруки среди руководящих товарищей с партбилетами. Фельетон назывался «Пробковый пояс». Вовсе не смешной, без зубоскальства и хохмочек, скорее разоблачительный и злой фельетон о ловком мошеннике-воре, который сумел сделать себя «непотопляемым» для правоохранительных органов наглым и простым способом: взятками в виде подарков и разных приношений он фактически обезоружил тех, кто должен был схватить его за руку и посадить на скамью подсудимых. Он придумал для каждого обеззубленного руководителя районного и областного масштаба название «пробка». Нанизывая такие пробки на существующий только в его воображении пояс, он в конце концов констатировал: «пробки», образовывавшие пояс, сделали его непотопляемым, т.е. неуязвимым. Одураченные им начальники вынуждены были помалкивать, глядя на его вовсе не мелкие преступления, в основном хищения с целью наживы. Уверена, не мы одни следили за развитием этой  уголовной истории. Эпизоды, факты, приемы жулика, живописные образы «пробок» на поясе проходимца раскрывали глубину и ширину почти беспредельных возможностей для паразитизма при круговой поруке и безответственности лиц с партбилетами.