В опале честный иудей

Небольшое отступление. Как-то во время одной из наших с ним бесед Александр Владимирович сильно удивил меня заявлением об отношении коммунистической власти к поголовному воровству населения: при теперешнем уровне жизни народа власть заинтересована в существовании вора. Согласитесь, звучало такое утверждение странно: нищий народ - и да здравствует вор!.. Александр Владимирович объяснил мне, что на фоне серой, убогой жизни большинства обобранных режимом людей вор с его вызывающим благополучием - броская парадная вывеска достижений советской социалистической экономики, всеобщего народного процветания. Он - ширма, за которой скрываются истинные советские достижения. Он не колеблясь и не задумываясь приобретает дорогие, недоступные для абсолютного большинства вещи. Ему власть разрешает трясти наворованными деньгами, потому что «чем больше в стране богатых, тем богаче страна». Ура социализму!.. При нем вору полная безнаказанность! Но, позвольте, у кого ворует вор в СССР?

У государства! Ибо больше воровать не у кого: всё принадлежит стране, частная собственность проклята и изгнана навсегда, плановая экономика. Социализм -это учет. И т.д.

Умел поэт Ал. Соболев по своей давней журналистской привычке располагать к себе людей. Кто знает, почему пустился в откровения с ним один из тогдашних руководителей совхоза «Озёры», что располагался рядом с городом Озёры. Оказалось, что воровать у государства было до смешного просто: в совхозе постоянно жило-поживало «неучтенное» наряду с «подотчетным» стадо коров... Скрытые гектары огородов засевали одновременно с «плановыми». Но и неучтенные коровки (а там и телята), и неучтенные гектары посевных площадей поставляли продукцию, которая шла не по накладным в государственную торговую сеть, а торговцам-ворам, с которыми совхозные воры были в сговоре. Доходы образовывались немалые, оседали они в карманах организованных воровских шаек.

Но это лишь один из самых примитивных способов, как заверил Ал. Соболева совхозный руководящий вор...

Сюжет фельетона, предложенного Ал. Соболевым «Крокодилу», был фантастически необычным: семья завмага Бугрова вдруг взбунтовалась, членов семьи - принимающих краденое, благоденствующих на нетрудовые деньги - внезапно охватил стыд и за содеянное отцом, и за свое соучастие с ним в обворовывании государства. Говорит сын Андрей:

- С тобою вместе много лет мы разделяем преступленье...

Ведь не от праведных трудов и не от премий и зарплаты мы так бессовестно богаты...

Нет сил друзьям смотреть в глаза и даже незнакомым людям.

Горячо укоряет отца и дочь:

В моих нарядах дорогих, с любою модною обновкой давно среди подруг своих я чувствую себя воровкой...

Семья требует от вора, чтобы он вернул государству награбленное, в том числе дачу, машину, драгоценности, одежду, и пошел с признанием своей вины «куда - известно»...

.. .Семья тебя, пусть даже долго, другим оттуда будет ждать...

Так должно быть, так видится справедливость поэту. Но он не в плену иллюзий.

Семейный суд!

Дорогой длинной

пошел бы завтра наш Бугров

куда и следует - с повинной.

Но нет, увы, таких судов.

А это - приговор обществу, поправшему мораль, утратившему стыд. У такого общества нет будущего. Оно не способно к самоочищению. Порочна система, что вершит дела в огромной стране.

И что же? Спасовал Мануил Григорьевич перед необычным, пожалуй неподходяще смелым, фельетоном Ал. Соболева? Нет, главный редактор «Крокодила» Семёнов оказался верен правде и не побоялся риска. Он опубликовал крамольное сочинение Ал. Соболева. Больше того, наградил его за хорошее произведение «крокодильским» знаком лауреата: дипломом и огромной бронзовой медалью с рельефным изображением крокодила.

О судьбе басни «Номенклатурный баран» я говорила: она ждала публикации без малого полвека. Фельетону о партийной номенклатуре «Во поле березонька стояла» повезло. Когда фельетон увидел свет в первом сатирическом сборнике Ал. Соболева - «Бритый Ёж» (из серии «Библиотека “Крокодила”»), я, помню, спросила Александра Владимировича, как это цензор отважился пропустить столь ядовитое высмеивание непогрешимой и неприкосновенной компартийной элиты. Его ответ запомнился: цензор через несколько дней уходил на пенсию и заявил, что хоть напоследок хочет быть человеком...

А фельетон рассказывал о том, что «во поле березонька стояла, а над нею солнышко сияло».

И была березонька на диво статью и осанкою красива...

По весне среди ветвей зеленых раздавались трели птиц влюбленных. Поздним летом улетали птицы, но звенела спелая пшеница.

Было в одиночестве не худо.

Не березка выросла, а чудо.

К этому времени остался не у дел Петров Геннадий, «не шофер, не пекарь и не плотник, по профессии - ответработник».

...В «кадрах» встретили Петрова хмуро: все же как-никак номенклатура.

Стали работенку подбирати -только подходящей нету кстати.

И номенклатура загрустила...

Но завкадрами вспоминает, что «во поле березка, как невеста... Будете, Петров, при ней начальником». И Петров наводит порядок:

«...кору не трону,

для начала обкорнаю крону,

а еще я не согласен в корне