В опале честный иудей

И не видно конца зловещей, трагической веренице траурных рейсов... Происходило это на 68-м году «Великого Октября». Одно из «величайших достижений» советской власти - коммунистическое рабство остро ударило по сознанию поэта Ал. Соболева. И он заклеймил его позором. В назидание потомкам. Как исторический факт, исторический урок.

ИЗУВЕРЫ

Изувер - человек, доходящий до крайней, дикой жестокости. Изуверство - изуверский поступок, жестокость (С. Ожегов).

Последние годы жизни поэта Ал. Соболева... То, о чем я расскажу в этой главе, наверняка не имеет аналога в истории. Права ли я, назвав действующих лиц непридуманных событий изуверами, - судите сами. Трудно быть хладнокровным, бесстрастным «летописцем», когда приходится говорить о предсмертных физических и моральных страданиях самого близкого человека. Но я постараюсь, я обязуюсь сдерживать себя. Могут ли минувшие с тех пор два десятилетия «сгладить», «смягчить» засевшее в памяти глумление над умирающим, обреченным? Я не способна сказать «да».

Лежачего... бьют! И это не крик о помощи, а констатация факта, факта, не столь уж отдаленного по времени. Еще хуже, еще страшнее - бьют умирающего. И это не репортаж из пыточных камер. Таково недавнее прошлое, и касается оно автора знаменитого «Бухенвальдского набата».

Поправку в общепринятые нормы нравственности, известные по поговорке «лежачего не бьют», внесли не прожженные бандиты, которым все ни по чем, а оппонирующая Ал. Соболеву группа советских писателей. То, что они были издателями, следует понимать как знак повышенного к ним парт-доверия: еще бы, труженики, бойцы идеологического фронта, приученные перебирать ножками по узенькой дощечке цензурных ограничений. И не упасть. Не поскользнуться. Ловко лавировать.

Объектом ненависти этой боевой и несокрушимой «дружины» и стал в начале 80-х годов поэт Ал. Соболев. Неугодный партии. Безоружный. Без чьей-либо поддержки извне. С правами узника карцера. Инвалид войны, уже перенесший к тому же первую онкологическую операцию. Забытый.

Возникает вопрос: неужели нашлись люди (или нелюди), чтобы усугублять положение человека с названным запасом «прочности», да еще при одиночестве?!

Что касается Ал. Соболева, то он уже не тот, который в день своего пятидесятилетия заявил: «Я не хочу пока итожить, что людям дал, что - задолжал... И дальше в путь, и дальше в путь... Дел впереди - край непочатый...» К концу шестого десятка лет жизни, в последние тридцать лет перенасыщенной, изобилующей вереницей унижений и оскорблений на национальной почве, он без иллюзий, мужественно, даже с оттенком иронии «подводит черту»:

Так вот какая штука - я многого достиг: я - дедушка без внуков, писатель я - без книг...

Минор? Он обусловлен пока еще непонятной для Ал. Соболева, но уже начавшей свою разрушительную работу роковой болезнью. Заговорили чуткие струны инструмента тонкого исполнения - душа поэта, его интуиция. И породили слова с настроем, ему несвойственным.

Не знал он и того, что заодно со смертельным недугом суждено ему вынести бремя непосильной борьбы за выход своей первой и единственной книжки. Не мог он и предположить, что где-то «на вершине горы» зарождается лавина, которая сомнет, изуродует, скомкает его надежду на достойное появление перед читателями, что покинет он этот свет оскорбленным, скомпрометированным перед теми, кто поклонялся его славному детищу - «Бухенвальдскому набату».

Беда предстала перед ним замаскированной под реальную мечту. А началось все с одного из «театральных» жестов ЦК партии. К 40-летию Победы решено было порадовать писателей старичков-фронтовичков изданием каждому по авторской книжке. Профком литераторов известил Ал. Соболева, что изданием сборника его стихов займется издательство «Современник», куда он и должен поскорее сдать рукопись.