Партизаны выскочили из-за стола, бросились на кухню — в коридоре уже слышалась отрывистая немецкая речь, — поднялись по чёрной лестнице на второй этаж, затихли, ожидая, когда незваные и опасные «гости» уедут. Офицеры, закусив и выпив, решили заночевать здесь. Хозяйка, получив позволение приготовить им комнаты, поднялась наверх и провела партизан на чердак. Несколько часов просидели они во тьме, настороженно прислушиваясь к голосам и шумам, доносившимся из-под их ног. Они могли напасть на спящих офицеров и перебить их, но тогда гитлеровцы в отместку уничтожили бы гостиницу вместе с хозяином и его семьёй. Поздно ночью они выбрались через слуховое окно и по приставленной хозяином лестнице спустились во двор, оттуда по вырубленным в скале ступенькам ушли в предрассветный лес.
Хозяин, широкоплечий толстяк с круглым, приятным лицом, и его жена, такая же добродушная толстушка, радушно приняли нас, советских офицеров, усадили за большой стол, сели рядом. Прислуживали нам две их хорошенькие дочки, старательно и весело. Мы поняли, что партизан приводила в эту придорожную гостиницу не только боевая необходимость.
Во время ужина и после него (хозяин не пожалел для советских гостей лучшего вина) шёл разговор о гитлеровцах, которые до последнего времени вели себя сравнительно сдержанно, не зверствуя, как в других странах (они позволили королю Леопольду, сдавшемуся им в плен вместе со своей армией и жившему со своей любовницей в замке в Арденнах, свободно охотиться, принимать гостей и наносить визиты), об отношениях между советскими военнопленными и бельгийцами, о партизанах. То ли вино, то ли присутствие хорошеньких дочек хозяина вдохновило молодых людей на рассказы, в которых тяжёлая быль перемешивалась с фантазией, трагедия — с бахвальством. Хозяин слушал, добродушно смеялся, а когда кто-нибудь начинал говорить о нём: как обводил он вокруг пальца фашистов, то спрятав у них под носом оружие, то переправив к партизанам бежавших из лагерей советских военнопленных, — мрачнел.
— Не надо бы говорить так много, — замечал он с укоризной. — Фашисты ведь совсем рядом, в Эйпен и Мальмеди, они ещё могут вернуться.
Молодые люди отвечали смехом. (Хозяин гостиницы оказался прав: спустя три месяца вермахт нанёс новый удар через Арденны, заняв и Ларош, бывший базой партизан в горах. Отгоняя противника назад, бомбардировщики союзников превратили городок в руины. Придорожная гостиница была полуразрушена и сожжена, и, остановившись возле неё после сражения в Арденнах, мы никого там не обнаружили.)
Рано утром, спускаясь в машине к мосту, мы увидели группу вооружённых людей, которые, видимо, по привычке минуя мост, перебирались через реку по сваям запруды.
— Это свои, — пояснил наш спутник. — Провели воскресенье в городе, а теперь возвращаются в лесные убежища.
По узкой, извилистой, с крутыми подъёмами и спусками горной дороге, почти не затронутой войной, мы добрались до деревни, где находился партизанский отряд, и в огромном старом карьере увидели бараки и сараи давно заброшенного кирпичного завода. Склоны карьера, крыши бараков и сараев были покрыты густым бурьяном. Через бурьян на склонах карьера протоптаны тропки: одни вели в деревню, другие — в чащобу леса.
Нас провели в один из бараков, где собрались люди, возраст, положение и прежнее занятие которых установить было трудно. Хотя многие сохранили что-либо из военной формы — фуражку, гимнастёрку, залатанные брюки, выцветший и помятый китель или только пояс, одежда их, в общем, была штатской, пёстро-разной, бедной и большей частью старой и грязной. Лишь парни, ездившие за нами в Брюссель, щеголяли в выутюженных костюмах, белых рубашках и галстуках.
Наш спутник предложил дать сигнал тревоги, чтобы по случаю приезда представителей Красной Армии собрать весь отряд и устроить что-то вроде смотра. Мы отклонили его предложение: нам не поручали устраивать смотры или парады партизанских отрядов на чужой земле, даже если они состояли из бывших воинов Красной Армии. Мы хотели просто побеседовать с руководителями отряда, узнать, из кого он состоит, чем занимался, от кого получал приказы, оружие, боеприпасы. Бессменным начальником штаба был полковник, представившийся нам по всей форме. В Красной Армии он возглавлял штаб дивизии, был ранен в бою, захвачен гитлеровцами и брошен в лагерь военнопленных близ Ахена. Бежав, полковник подался на запад, в сторону Арденн, где и примкнул к этому отряду. Командира отряда выбирали обычно из молодых и энергичных офицеров, независимо от звания и на неопределённый срок: одни держались долго, других быстро смещали. В момент нашего приезда отрядом командовал лейтенант, и полковник беспрекословно выполнял его приказы: командир отряда был выразителем воли партизан.