В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы

Страх не только перед наказанием, но и перед необходимостью держать ответ за чудовищные преступления перед лицом всего мира толкал на самоубийство почти всех главных нацистских преступников, собранных в нюрнбергской тюрьме. У Геринга, доставленного в тюрьму с шестнадцатью чемоданами (один чемодан только с таблетками морфия), помощники полковника Эндрюса нашли целую банку сделанных под кофейные зёрна капсул с цианистым калием. У Риббентропа обнаружили девять капсул с ядами, у Йодля — девять таблеток и две капсулы, у Кейтеля — до десятка различных таблеток, капсул с ядами, у Франка, Зейс-Инкварта, Функа, Фрика были найдены таблетки, капсулы или другие средства, с помощью которых они намеревались лишить себя жизни и тем самым уйти от возмездия.

На скамье подсудимых перед Международным военным трибуналом оказались пособники, помощники и подручные Гитлера. До самого последнего дня они разделяли его человеконенавистнические убеждения и стремления установить фашистское господство во всём мире. Огнём и железом прокладывали путь к этой бредовой цели, физически истребляя тех, кто сопротивлялся им, и тех, кто своим существованием мешал им очистить «жизненное пространство» для «расы господ». Заносчивые, наглые, беспощадные и самовлюблённые во время их господства, они сидели на двух скамьях, охраняемые солдатами американской военной полиции, стараясь быть как можно малозаметнее, производить впечатление мелкой сошки, ставшей несчастной жертвой злых людей или неудачных обстоятельств. Полковник Эндрюс был прав: это были посредственности, ничтожества, которые и выглядели на суде посредственностями и ничтожествами.

Лишь Герман Геринг, посаженный на самый правый крап первой скамьи — преступники сидели справа налево в два ряда по степени их «важности», — пытался первое время разыгрывать из себя и на скамье подсудимых «второго человека» «третьего рейха», «наци № 2», своего рода преемника ушедшего на тот свет фюрера. Он даже хвастал: «Помимо Гитлера я был единственным человеком в Германии, который имел свою, не ограниченную никем власть», и пытался оспаривать у адмирала Дёница его титул «преемника фюрера», жалуясь на то, что лишь клевета Бормана и Геббельса заставили Гитлера лишить его, Геринга, обещанного ему права стать после смерти фюрера «первым человеком» «третьей империи» и «наци № 1». Правда, на вопрос о программе нацистской партии он сердито ответил, что не знает никакой программы. Почти так же он отвечал в своё время на вопрос о его убеждениях. «У меня нет убеждений, — гордо провозглашал он. — Мои убеждения — Гитлер!» Геринг перестал вспоминать о своём месте в нацистской иерархии, когда обвинение развернуло перед Международным военным трибуналом чудовищную картину нацистских преступлений — массовых убийств, истязаний, расстрелов женщин и детей.

Рядом с ним сидел Рудольф Гесс — «третий человек» нацистской Германии, которого Гитлер назначил своим вторым преемником, если с первым — Герингом — «что-нибудь случится», и призвал германский народ «слепо верить» Гессу и «беспрекословно повиноваться» ему. Преданный фюреру, как собака, — он даже жил с ним в тюрьме, записывая под гитлеровскую диктовку евангелие нацистов «Майн кампф», — Гесс всюду следовал за Гитлером и, возглавляя аппарат нацистской партии, держал его в полном подчинении почти до того самого дня, когда в мае 1941 года — за полтора месяца до нападения гитлеровской бронированной орды на Советский Союз — совершил свой сенсационный полёт в Англию, из которого вернулся четыре года спустя прямо в нюрнбергскую тюрьму. Как объявило тогда английское правительство, Гесс пытался установить контакт с герцогом Гамильтоном, которого встречал в Берлине и знал как сторонника сближения и соглашения Великобритании с Германией. Он намеревался, по английским сообщениям, передать герцогу предложение о немедленном заключении мира между обеими странами на условии предоставления Германии «жизненного пространства» в Европе, главным образом, на Востоке и Юго-Востоке, взамен чего Берлин готов гарантировать продолжение существования Британской империи.

На суде он разыграл роль невменяемого, который полностью потерял память: не помнит ничего и никого — даже своих родителей, жену, сына. Он отказался отвечать на вопросы судей и обвинителей, предоставив своим защитникам выгораживать его. Это им не удалось. Документами и показаниями свидетелей была доказана его причастность к заговору против мира, к чудовищным преступлениям нацистов. Память Гесса, однако, вернулась, когда ему предоставили последнее слово. Он произнёс типично нацистскую речь на уровне среднего пропагандиста, набитого шаблонными представлениями, затасканными фразами и пустой демагогией.