В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы

Лёгкость, с какой германские войска одерживали победы на Западе, удивляла одних, поражала других и пугала третьих до такой степени, что они теряли волю не только к сопротивлению нажиму из Берлина, но и к самостоятельному суждению, независимым взглядам и объективному мышлению. Всё больше проявлялась склонность оценивать события с учётом германской точки зрения, смотреть на мир через очки с коричневым налётом. В оценках шведских военных обозревателей всё чаще появлялись заискивающие нотки, которые переходили на страницах прогерманских газет в восхищение и даже преклонение перед смелостью, проницательностью, «искусством» германского генералитета и «гением» главного «полководца» — Гитлера. Ореол, созданный вокруг его имени германской пропагандой, начинал блестеть так ярко, что слепил глаза даже людям, считавшим себя «независимыми и свободными нейтралами».

Нас же удивляла не столько лёгкость германских побед, сколько слабость сопротивления, встреченного гитлеровской военной машиной на Западе. (За все шесть недель этой войны вермахт потерял убитыми меньше 28 тыс. человек, а за шесть недель войны против Советского Союза, как записал на 42-й день в своём дневнике начальник штаба сухопутных сил генерал Гальдер, потери составили: в группе армий «Юг» — 63 тыс., в группе армий «Север» — 42 тыс., а в группе армий «Центр» — 74,5 тыс.) Голландия сдалась практически без боёв на четвёртый день, а королевская семья и правительство вместе с военно-морским флотом покинули страну днём раньше. А ведь против Голландии был брошен только один германский корпус, усиленный танковой дивизией. Бельгия начала переговоры о капитуляции ровно через две недели со дня германского нападения, хотя у франко-бельгийско-английских союзников был значительный перевес в силах и эти силы укрывались за сплошной линией укреплений. Английское командование приняло решение эвакуировать свои экспедиционные силы, отказавшись от предложенной французским главнокомандующим контратаки. Мощная бомбардировочная авиация Англии не была использована для удара по германским танковым колоннам, двигавшимся через Арденны. Франция, имеющая осенью 1939 года, когда германская армия была занята войной с Польшей, более чем трёхкратное превосходство в пехотных дивизиях и многократное в танках, не сделала даже попытки выйти из своих укреплений линии Мажино, ожидая, когда фашистский удав, переварив очередную жертву, набросится на неё. Более того, промышленный штаб капиталистической Франции — «Комите де форж» («Железный комитет») увеличил поставки железной руды в Бельгию, откуда она тут же переправлялась в Рур. На обвинения в помощи нацистской военной машине «Комите де форж» отвечал, что не знает, да и не хочет знать, куда направляется французская руда из Бельгии! И гитлеровская Германия напала на Францию, выбрав удобное время и место для сокрушительного удара по центру фронта, где у французов были три слабые дивизии. Через десять дней после начала военных действий французское правительство призвало к руководству вооружёнными силами людей, которые не хотели этой войны, и эти люди сделали всё, что было в их силах, чтобы поскорее закончить её. (Петэн, как выяснилось на процессе в 1945 году, намеревался капитулировать ещё 27 мая, Вейган разделял его мнение.)

Ещё до начала войны верхушка Франции больше боялась своего народа, чем Гитлера, а когда механизированная фашистская орда вторглась на французскую землю, правящий класс, как и во времена Парижской коммуны, предпочёл сдать страну врагу, нежели обратиться к народу и призвать его на защиту Франции. Через день после того, как французское правительство покинуло Париж, главнокомандующий Вейган позвонил Рейно и сообщил, что французская армия отступает в полном беспорядке и что как солдаты, так и гражданское население, брошенное на произвол судьбы, выражают недовольство властями, покинувшими их. Напомнив о событиях в России в 1917 году, генерал заявил, что необходимо любой ценой предотвратить возникновение Советов, чего он опасался больше всего. На другой день, как рассказал две недели спустя — 30 июня — редактор газеты «Пти паризьен» Эли Буа американским читателям, Вейган сообщил правительству, что в Париже начались серьёзные беспорядки и что Торез (руководитель французской компартии) занял Елисейский дворец. Генерал кричал, что сражение проиграно, армия сломлена и лучше немедленно капитулировать, чем допустить возникновение беспорядков повсеместно. Министр внутренних дел Мандель позвонил начальнику полиции Парижа, который опроверг сообщения Вейгана, заявив, что беспорядков в столице нет, что президентский дворец никто не занимал. Тем не менее Петэн поддержал Вейгана, предложив объявить Париж открытым городом и впустить германские войска, что и было сделано.