В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы

В начале июля мы получили изложение опубликованной в чикагской «Дейли ньюс» статьи Эдгара Маурэра, известного американского журналиста, который был её корреспондентом в Париже. Объясняя причины столь быстрого поражения Франции, Маурэр писал: «Средние классы в Париже и парижском районе были настроены профашистски, так как полагали, что фашизм гарантирует им привилегии, собственность и порядок. Народный фронт вызывал у богатых ненависть, и они откровенно заявляли, что предпочитают лучше Гитлера в Париже, чем Блюма (лидера социалистов) на посту премьер-министра Франции. Это желание теперь осуществилось. Некоторые более богатые французы боялись победы больше, чем поражения, так как считали, что победа приведёт к революции, а революция в их представлении означала самое ужасное — от предоставления рабочим ежегодных оплачиваемых отпусков до гильотины для богатых».

Известный английский писатель Сомерсет Моэм, покинувший Францию после её капитуляции, писал несколько недель спустя: «После падения народного фронта богатые классы Франции смертельно боялись большевизма. Когда началась война, эта боязнь усилилась. Крупные дельцы поддерживали тесную связь с Германией. Среди аристократии и крупней буржуазии было много поклонников Гитлера и Муссолини».

Почти до самого последнего дня перед нападением вермахта Франция широко и активно готовилась к войне, но не против нацистской Германии, с которой формально находилась в состоянии войны более восьми месяцев, а против Советского Союза, и опубликованная в Берлине 8 мая запись телефонного разговора Рейно с Чемберленом только лишний раз подтверждала это.

То же стремление повернуть начавшуюся в Европе войну против Советского Союза вдохновляло и британское консервативное правительство, подталкиваемое американским послом Джозефом Кеннеди, который столь яростно сочувствовал Гитлеру, что готов был пойти на любой трюк, чтобы провалить Рузвельта на президентских выборах того — 1940 — года. Хотя после неудачной попытки удержать английские позиции в Скандинавии, Чемберлен вынужден был подать в отставку — лидеры лейбористской партии отказались войти в «национальное правительство» под его руководством — и был заменён Черчиллем, английские «умиротворители» пытались добиться продолжения курса на сближение с Гитлером. После «фальшивой», или «обманной», по словам Черчилля, «якобы войны», во время которой «умиротворители» не позволили использовать против центров германской военной промышленности английскую бомбардировочную авиацию, они также воспротивились воздушным ударам по скоплениям германских войск и отказались обеспечить авиационное прикрытие бельгийским войскам, о чём просил король Леопольд, и французским войскам, о чём просил Рейно. Они легко и охотно благословили решение генерала Горта эвакуировать свои силы в Англию. (Лишь 30 лет спустя, когда были опубликованы секретные документы британского военного кабинета, стало ясно, что скрывалось за непонятным тогда поведением Англии. Оказалось, что в конце мая 1940 года, когда во Франции шло сражение, Галифакс, оставшийся министром иностранных дел, предложил обратиться к Муссолини с просьбой сыграть роль посредника между Англией и гитлеровской Германией и помочь им договориться о мире. Пока Франция ещё продолжала войну, Англия, по уверениям Галифакса, могла бы добиться для себя более приемлемых условий. Чтобы вдохновить усердие Муссолини, Галифакс предлагал пообещать ему «уступки в Средиземном море», включая передачу Италии Мальты и даже Гибралтара. Предложение Галифакса обсуждалось военным кабинетом в течение нескольких дней. Оно было сразу же поддержано Чемберленом, который увидел особые преимущества в том, чтобы удержать Италию от участия в войне и добиться расположения Муссолини. Хотя предложение было отвергнуто членами военного кабинета — лейбористами Эттли и Гринвудом, которых поддержал премьер-министр Черчилль, Галифакс всё же изложил свои соображения итальянскому послу в Лондоне Бастианини, и они, разумеется, достигли не только Рима, но и Берлина.)