Командир полка, замполит, офицеры управления, командиры подразделений чаще, чем раньше, проводили беседы о политической и воинской бдительности, об освободительной миссии нашей армии, о необходимости высоко нести достоинство советского воина и поддерживать образцовую воинскую дисциплину.
Как всегда, в партийно-политической работе уделялось большое внимание воспитанию у танкистов высокого наступательного порыва.
Однажды, во второй половине ноября, в наш полк снова прибыл полковник Мугалев, теперь уже в качестве представителя управления бронетанковых и механизированных войск Красной Армии. Павел Михайлович занимался организацией боевого использования вновь сформированных под его руководством тральных частей.
В большой комнате штаба собралось много желающих повидаться с Павлом Михайловичем, узнать от него новости.
— Мне очень приятно снова побывать в родном полку, встретиться с вами, — сказал Мугалев, обращаясь к присутствующим. — К сожалению, у меня мало времени: завтра должен ехать.
— А если мы не отпустим? — сидя за столом рядом со мной, полушутя спросил Лукин.
— Надо, Николай Михайлович, надо. А ты знаешь, что такое «надо» на войне.
— Знаю, знаю. Тебя не переспоришь. Расскажи, как Москва, что нового.
— Москва на старом месте, — улыбнулся Мугалев. — Живет напряженной деловой жизнью. О налетах фашистской авиации москвичи уже забыли. Что касается наших тральных дел, то могу сообщить, что ваш полк теперь не один. Сформировано еще семь таких же частей-тральщиков. И я сейчас езжу, чтобы организовать и обеспечить правильное их боевое использование.
— О, значит, нашего полку прибыло! — воскликнул Лукин с энтузиазмом. — Поздравляю вас, Павел Михайлович!
— Спасибо, спасибо, — тепло ответил Мугалев. — А я вас поздравляю с образцовым выполнением задач. Об этом данные у меня уже есть. Надеюсь, что в дальнейшем вы будете так же держать и останетесь на высоте.
— Так ведь все будет зависеть от Михайлина, — улыбнувшись, Николай Михайлович взглянул на недавно прибывшего из резерва командира танка Петра Михайлина, худенького, скромного младшего лейтенанта. — Как, Михайлин?
— Так точно, не подведем! — вытянулся тот по стойке смирно. — Тут до Берлина рукой — подать!
— Готовьтесь снова идти в особом эшелоне, то есть на самом острие атаки, — обратился к нам Мугалев. — Хотя уставами такой эшелон не предусмотрен, фактически он создавался не раз. Тральщики, поддерживаемые самоходными установками и специально выделенными танками, входят в ядро такого эшелона. Вместе идут саперы-штурмовики, разведчики, иногда — огнеметные танки. Состав такой группы может, конечно, меняться. Неизменным остается только наличие в ней тральщиков. На вас командование возлагает очень большие надежды, и я уверен: вы их оправдаете.
Танкисты беседовали с Павлом Михайловичем Мугалевым до позднего вечера. А наутро он выехал в другую часть.
В ОСОБОМ ЭШЕЛОНЕ
В начале января 1945 года 166-й отдельный инженерно-танковый полк поступил в оперативное подчинение 8-й гвардейской армии, действовавшей на магнушевском плацдарме на западном берегу Вислы, южнее Варшавы.
С этого плацдарма, захваченного гвардейцами еще в августе 1944 года, тральщикам предстояло, как и всегда при прорыве долговременной обороны, идти первыми, прокладывая для танков проходы в противотанковых минных полях противника.
В штаб полка поступил приказ командующего армией сосредоточиться на плацдарме к 10 января. Все мы с большой радостью восприняли этот приказ, означавший приближение сроков начала нового крупного наступления наших войск. Только бы не бой местного значения, не частная операция… Эти многочисленные «частные», в которые за последние месяцы нас без конца бросали, очень изматывали людей и приводили к резкому снижению запаса моторесурсов боевой материальной части. Да и полк далеко не всегда использовался по своему прямому назначению. А вот если с завислинского «пятачка» ударит наш мощный кулак, да танковый вал вырвется на оперативный простор, в тылы вражеских войск, — тогда совсем другой разговор, тут и на душе веселей!
Как выглядела вражеская оборона к январю 1945 года на Берлинском направлении? Что нам было тогда о ней известно?
Между реками Висла и Одер гитлеровцы построили многополосную оборонительную систему. Она включала до семи оборонительных рубежей с долговременными укрепленными районами и крепостями.
Первый, вислинский, оборонительный рубеж состоял из трех полос. Главная полоса обороны этого рубежа глубиной 6–8 километров имела две-три позиции, из трех траншей каждая. Передний край полосы прикрывали проволочные заграждения и смешанные минные поля.
На расстоянии 12–15 километров от главной полосы проходила вторая оборонительная полоса глубиной 3–5 километров; она состояла из двух-трех позиций, с двумя-тремя траншеями каждая.
Третья и четвертая полосы обороны вислинского рубежа глубиной 2–3 километра являлись тыловыми и состояли из одной-двух позиций с одной-двумя траншеями. Вислинский рубеж был оборудован по типу полевой позиционной обороны.