В отчаянном разрушении (ЛП)

— Что? Все в порядке? — спрашиваю я, поджав брови.

Ее взгляд фиксируется на моей нижней половине. — Ты снова делаешь себе больно?

Кажется, будто весь воздух покинул комнату, и я пытаюсь вдохнуть все, что могут ухватить мои легкие. Мои руки мгновенно перебираются на бока платья, и я прижимаю ткань ближе к телу.

— Это просто привычка, Роза, — шепчу я. Она встает и резко хватает меня за руки, сцепляя их вместе с одной из своих, а затем свободной рукой слегка приподнимает мое платье.

— Это что-то новенькое, — пробормотала она. Я хочу вырваться из ее хватки, но она сильна. Она не задирает платье еще больше, чтобы я не чувствовала себя неловко.

— Не волнуйся об этом, — шиплю я. Она поднимает на меня голову, и ее карие глаза пылают огнем. Как будто под коричнево-золотистыми цветами ее радужки скрывается пламя. Она в ярости.

— Me prometiste!24

На этот раз я вырываю свои запястья из ее хватки, прежде чем споткнуться. — Розалия! Это все ерунда.

— Но ты обещала, что скажешь мне, если снова начнешь. Я заметила, что ты постоянно чешешь ноги на прошлой неделе, но ничего не подумала! — Это просто нервы, — сказала ты мне. Но это плохо, Клем.

— Нет, это не...

— Они превращаются в чертовы струпья, Клементина! Как давно ты причиняешь себе такой вред? Это не просто дурная привычка.

Ее голос звучит громко и как ни в чем не бывало стучит в моем мозгу. Я делаю глубокий вдох и отступаю назад. Ее глаза расширяются, и она протягивает ко мне руку, но я не позволяю ей сократить расстояние.

Я хочу сказать ей, что это никогда не пройдет и что эта привычка останется со мной до конца жизни. Слова моего психотерапевта всплывают у меня в голове, когда она развенчивает этот миф, но я не хочу слушать. В моем сознании закрепился принцип. Что я всегда буду жить так и никогда не стану лучше.

— Ну?! — на этот раз кричит Роза, и я подпрыгиваю на месте.

— Не кричи на меня так, — шепчу я.

Ее руки опускаются на бедра, и она насмехается, прежде чем ее лицо наполняется еще большим беспокойством.

— Мне жаль, милая. Я забочусь о тебе. Ты обещала, что расскажешь мне, когда станет так плохо. Одно дело, когда ты постоянно чешешь зуд, но совсем другое - когда ты причиняешь себе физический вред снова и снова, до такой степени, что остаются струпья и слабые шрамы.

— Я просто… — Мне нужно найти ложь, и побыстрее. Я судорожно оглядываю комнату, а она ждет, постукивая ногой по полу. — Ты права, сейчас это очень тяжело. Я переживаю из-за школы и из-за того, что поездку отменили.

— И это все? Потому что помнишь Эйприл?

Я смотрю на свою лучшую подругу и пытаюсь проглотить вату во рту. 14 апреля - это дата, о которой она говорит. В тот вечер я была в библиотеке, писала работу, которая стоила больше половины оценки за урок, и ушла далеко за полночь. Я шла обратно в наше общежитие, когда столкнулась с Нейтаном.

Ни одна из моих терапий или навыков преодоления проблем не могла подготовить меня к тому дню, когда я снова столкнусь с ним. Почти весь учебный год я игнорировала и избегала его при каждом удобном случае.

До 14 апреля.

Он был пьян, что понятно, и хотел поговорить. Но на самом деле он не хотел разговаривать. Было много криков, и мне пришлось физически оттолкнуть его от себя, чтобы убежать обратно в общежитие.

Тогда я вернулась к своему второму способу самоповреждения: впивалась ногтями в кожу, пока она не протыкалась и не начинала кровоточить. Это было лучше, чем мой основной метод - использовать ножницы, бритву или все острое, что попадалось мне под руку, чтобы избавиться от воспоминаний о нападении.

Проснувшись, Роза обнаружила окровавленную туалетную бумагу в мусорном ведре, которое я забыла смыть, когда промывала раны. Я солгала и сказала, что пропустила срок сдачи работы и мне снимут целую букву за оценку.

Этой лжи было достаточно, чтобы Роза поверила мне и решила, что все это - вызванные стрессом методы самоповреждения, а не вызванное птср. Я поговорила со своим психотерапевтом, и она посоветовала мне наконец рассказать Розе правду о том, что произошло за год до этого. Но я не могла. Стыд был слишком силен, и я не хотела жалости.

Никто и никогда не воспринимает жертву изнасилования одинаково, особенно если это близкий друг.

— Клем?

Голос Розы стал мягче, когда она прервала мои мысли. Я смотрю на нее, прежде чем смахнуть слезы, которые пытались вырваться на поверхность.

— Эйприл была другой. Сейчас все по-другому. Я обещаю. Это просто косвенный стресс.

— Обещаешь?

Я киваю. — Обещаю.

Роза молчит, изучая меня. Наконец она улыбается, затем сокращает расстояние и обнимает меня.

— Я знаю, что ты застряла здесь на лето, но, пожалуйста, сообщи своей маме и Деклану о том, что происходит. Это поможет снять стресс от всего этого.

— Конечно, — шепчу я, обнимая ее. Мы немного покачиваемся, прежде чем раздается стук в дверь, который заставляет нас разделиться.

Гарретт высовывает голову в дверной проем и смотрит между нами двумя. — Все в порядке? Я слышал кое-что....

Роза кивает, и я улыбаюсь. — У нас все идеально, да?