В открытое небо

– Именно так, дружище Антуан. Тот, кто не сражается на правой стороне, поддерживает врага. Вы несколько раз оступились.

– Оступился?

– Вы посещали Виши.

– Естественно. Я не разделяю позиции правительства Петена, но считаю, что это не означает того, что с ними не нужно разговаривать и обмениваться мнениями.

– С этими людьми невозможно обмениваться ничем.

– Но они тоже французы!

– Дружище Антуан, такие высказывания ставят под сомнение ваш авторитет.

– Месье Перро, вы можете говорить о месье Петене все, что вам угодно, вы можете быть не согласны с его взглядами, можете ненавидеть и эти взгляды, и даже его усы… но не можете утверждать, что он не француз!

– Он не любит Францию.

– Он был удостоен награды героя, защищавшего Францию в годы Первой мировой войны.

– У вас вздорные и весьма противоречивые идеи. Присоединяйтесь к нам, и мы раскроем вам глаза.

Распрощавшись с Перро и оставшись с Николь наедине, Тони кипит от злости.

– Что это было, Николь? Ловушка?

– Антуан…

– Не называй меня Антуаном, как Перро. Ты что, тоже считаешь, что я предатель, потому что не целую задницу де Голля?

– Я всего лишь хотела, чтобы ты услышал его точку зрения.

Внезапно он смотрит на Николь Виньи, словно видит ее в первый раз.

– Николь… ты кто?

– Тони, ради бога. Что ты хочешь сказать?

– Твои контакты в министерствах, в армии, в Германии, с приближенными де Голля…

– Я знакома со многими, это верно.

– Но есть что-то еще, ведь так?

За несколько недель до этой встречи ему пришлось услышать один комментарий, который он тогда воспринял как шутку, но теперь так не думает. В одном кружке некий человек, работавший во французском посольстве в Вашингтоне несколько лет назад, заявил, что Николь Виньи в действительности вовсе не Николь Виньи. И прибавил кое-что еще: работает на американские секретные службы.

– Тони, мне кажется, ты не в себе. Лучше вернуться к этому разговору завтра.

Николь разворачивается, собираясь уйти.

– Николь! Я по горло сыт недомолвками. Если ты сейчас уйдешь, больше не возвращайся.

Она в упор глядит на него.

– Чего ты добиваешься?

– Чтобы ты сказала мне правду. Твое настоящее имя – Николь?

Самая решительная женщина, которую он когда-либо знал, мгновение колеблется.

– Ты несправедлив, – говорит она. Разворачивается и выходит из отеля.

Он опустошен. Чувствует, что его предали. Ведь он всегда безраздельно доверял Николь, или как там ее зовут. Теперь он уже не знает, правда ли она что-то к нему чувствовала и искренне ли интересовалась его книгами, или это был способ получить еще один источник информации. Разочарование в Николь еще глубже погружает его в одиночество.

Он совсем не говорит по-английски и упрямо отказывается выучить хотя бы слово, потому что боится испортить свой французский, на котором пишет. Но диаспора французских эмигрантов многочисленна и к тому же богата. И она испытывает необходимость развлекаться, желает потерять чувствительность, чтобы забыть то, что оставлено позади. Пригласившие его люди устраивают банкеты и литературные вечера в честь этого человека, такого экстравагантного и забавного. Им невдомек, что ему нужно говорить, жестикулировать, вдруг начинать петь, показывать фокусы… все что угодно, лишь бы не наступала тишина, лишь бы не ощутить вокруг себя безмерную пустоту.

На одном из таких вечеров, на которых он спасается, к нему подходит журналистка, на десять лет моложе его, с прямыми светлыми волосами и глазами цвета летнего неба. Зовут ее Сильвия Гамильтон. Она превосходно говорит по-французски и ощущает внезапное притяжение к этому мужчине, полному загадок и сюрпризов. И он – в очередной раз – позволяет себя любить. Он не знает, влюблен ли сам в Сильвию Гамильтон, но делает вид, что это так. Тони любит любовь.

Его связь с Сильвией Гамильтон вновь заставляет его думать о Лулу, хоть он и не желает этого, хоть уже давно похоронил свои воспоминания.

Известия о ней его настигают. Порой приходится услышать разговор, в котором кто-то упоминает ее имя, а он изображает нейтрально-вежливый, почти скучающий интерес, однако не упускает ни единой детали. Кто-то говорит, что она снова вышла замуж, что меняет любовников чаще, чем содержимое гардероба. А еще – что она начала карьеру подающей немалые надежды писательницы.

Все эти годы он пытался понять, почему Лулу заводила стольких обманувших ее ожидания любовников и отвергла того единственного, который никогда ее не обманывал. Он припоминает, что однажды ночью поделился своими тягостными размышлениями со стариной Мермозом, когда оба они сидели в кабаке на Монмартре, пропахшем старыми газетами и абсентом, и его друг в ответ разразился своим знаменитым хохотом, от которого сотрясаются потолочные балки: «Да ты с ума сошел! Хочешь превратить любовь в докторскую диссертацию!»

Никакая диссертация не работала и в его отношениях с Консуэло. Быть может, потому, что встретились они слишком поздно – оба уже вышли из того возраста, когда запускают воздушных змеев.