В ответе за всех

«Эх, сэр Майкл! Был бы на вашем месте обычный средневековый сотник… Что бы с этой Горькой было? Вернули бы силком Брячиславе. Или били бы кнутом, потом продали бы, а деньги – все той же Брячиславе. Именно этим все бы и кончилось, сказки про любовь в те времена и впрямь – сказки. Жизнь обычно злее! Взять хоть ту же Юльку…»

– Господин сотник… Я решила уже… – несмело промолвила девушка.

Она решила! Надо же! Кнута бы… да… Быстро бы весь норов сошел… Может быть.

– Отдаст ли тебя Брячислава за Рогволда? – Михайла склонил голову набок.

Горька потупилась, промолчала. И без слов ясно было…

– Отдаст, – спокойно уверил Михаил.

Девчонка вскинула глаза, встрепенулась и тут же закусила губу – шутить изволит господин сотник, насмехается!

– Нет, нет, я серьезно! – между тем продолжал молодой человек. – Отдаст, коли хорошо попросят. Я, Корней Агеич, староста…

– В-вы?! Да боже ж…

Горислава упала на колени, обняв Мишу за ноги, заплакала, разрыдалась:

– Да я… коли так… да я…

– Встань, Горя, – сотник ласково помог девушке подняться на ноги. – Перестань слезы лить… и всегда помни – ты ведь наша. И с недавних пор – в моей ватаге. Значит, нынче я за тебя в ответе, никакая не Брячислава. Сказал – помогу. Ну, а ты… Заходи почаще, так, поболтать без лишних ушей. Что видела, что приметила – расскажешь.

– Все сделаю, господин…

– Вот и славненько. Ну, ступай теперь. Все хорошо будет. Не плачь.

Выпроводив Гориславу, Михайло довольно потер руки. Можно даже сказать – цинично, ну, а что ж? Наука управления людьми – она не только на добром слове держится. Манипуляций еще никто не отменял. Вот у той же Гориславы-Горьки теперь появился стимул – не обманом жизнь свою строить, предав по сути род, а все сотворить честь по чести, по-старому, как заведено. И ради этого девчонка в огонь и в воду пойдет, и за суженым своим шпионить будет денно и нощно. Варяги – они такие, пригляда требуют. Не то чтобы Миша совсем не доверял Рогволду… Сотник вообще никому не доверял, особенно в пути. Такое уж было время. Кругом чужаки – обманут!

Хм… Горька говорит, что Рогволд готов взять ее в жены… Уже так далеко зашло? Ну, верить юной деве в любовных делах как-то не очень-то верно. Ну милуются, да, ну секс. И Рогволду хорошо, и Гориславе неплохо. Впрочем, варягу – до поры, до времени. Одно дело девчонку приятную на борту иметь – для услады, и совсем другое – в род свой принять, непонятно кого. Кто он и кто она? Он, Рогволд Ладожанин – богатый купец, удачливый предприниматель, она же – голь-шмоль, почти что холопка. Это, если с одной стороны смотреть, со стороны шкурного да безбожного двадцатого века. Но, если все по-другому представить, как вот здесь, в это вот время, принято, то…

То картина несколько иная вырисовывается, мягко говоря. Тогда выходит, Рогволд – обычный безродный купчишка. Ну, разбогател – и что с того? Знатности и родовитости это ничуть не прибавило, до покупки титулов даже в Европе еще лет пятьсот… ну, чуть меньше. Горислава же… Ой, Горислава Путятична – из одного рода с Лисовиными, а через них – с самими Рюриковичами в родстве! С князьями! С теми, кто всей Русью владеет. Так что, кто еще кому честь окажет! Да и уместно ли столь знатной даме выходить замуж за какого-то там купца?

Что же касается… гм-гм… вольного поведения Гориславы, то это никого здесь не смутит, тем более – варяга Рогволда. На дворе – двенадцатый век, а в те времена на все добрачные фривольности смотрели сквозь пальцы, как бы ни пытались потом доказать обратное некоторые «историки». Какая там добрачная девственность, кому она и нужна-то? Была бы дева здорова, могла бы работать и деток рожать – так еще в девятнадцатом веке в русских деревнях рассуждали, и никто «гулящих» не осуждал. Рожденный ребенок – это не дите конкретных родителей, это – ребенок рода! И роднились тогда не малые конкретные семьи – роднились роды.

Караван отправился в путь ранним утром, едва рассвело. Над левыми берегом, за густыми лесами, вставало солнце. Первые лучи его уже окрасили вершины холмов и редкие облака, медленно проплывавшие по нежному голубовато-палевому небу. Уже вспыхнули золотом купола киевской Святой Софии, засверкали кресты Десятинной церкви… Ударили колокола, и малиновый звон поплыл над городом, возвещая о наступлении нового дня. Нет, конечно же, колокола били вовсе не в честь отплытия торгового каравана, просто-напросто звонили к заутрени.

Однако же отплытие более двух десятков ладей – это было красиво! Ударили барабаны и бубны. Весла вспенили воду. Украшенные резьбою суда медленно отошли от причалов на середину реки, выстраиваясь в одну линию…

– Правое плечо вперед… Левое – табань! Держать прямо!