Читаем В ожидании Годо полностью

Эстрагон. Башмак снимаю, тебе что, никогда не приходилось этого делать?

Владимир. Башмаки снимают каждый день, мне уже надоело тебе твердить это. Почему ты меня не слушаешь?

Эстрагон(жалобно).Помоги мне!

Владимир. А что, больно?

Эстрагон. Больно? Он спрашивает, больно ли мне!

Владимир(возмущенно).Можно подумать, один ты на свете страдаешь. Я в счет не иду. Хотел бы я поглядеть на тебя на моем месте. Вот бы ты запел.

Эстрагон. А тебе что, больно?

Владимир. Больно?! Он спрашивает, больно ли мне!(Наклоняется.)Никогда нельзя пренебрегать мелочами.

Эстрагон. Ну что я тебе могу сказать, всегда ведь откладываешь до последней минуты.

Владимир(мечтательно).До последней минуты.(Задумывается.)Хорошо будет, да не скоро сбудется, кто это сказал?

Эстрагон. Что же ты, не можешь мне помочь? Владимир. Мне иногда кажется: вот оно подходит. И тогда чувствуешь себя как-то чудно. (Снимает шляпу, заглядывает внутрь, шарит в ней рукой, встряхивает ее, надевает снова.) Ну, как бы это сказать... Испытываешь облегчение и в то же время... (подыскивает слово) ужас. (С пафосом.) У-жас! (Снова снимает шляпу, заглядывает внутрь.) Странно. (Постукивает по тулье, словно выбивая что-то застрявшее в шляпе, снова заглядывает внутрь, надевает.) Ничего не поделаешь.

Эстрагон с невероятным усилием наконец стаскивает башмак. Заглядывает внутрь, щупает рукой, переворачивает его подошвой вверх, трясет, водит глазами по земле, смотрит, не выпало ли что-нибудь, ничего не находит, снова щупает рукой внутри, тупо уставившись прямо перед собой.

Владимир. Ну что?

Эстрагон. Ничего.

Владимир. Ну-ка покажи.

Эстрагон. Нечего показывать.

Владимир. Попробуй-ка опять надеть.

Эстрагон(тщательно осмотрев ногу).Пусть немножко проветрится.

Владимир. Вот это вам весь человек: обрушивается на свои башмаки, когда виновата нога. (Опять снимает шляпу, заглядывает внутрь, проводит внутри рукой, встряхивает ее, постукивает по ней, дует в нее, снова надевает.) Меня это просто начинает пугать.

Молчание. Владимир погружен в раздумье. Эстрагон болтает ногой, ше- веля пальцами, чтобы они отошли на воздухе.

Один из разбойников был спасен.(Пауза.)В общем, приличный процент.(Пауза.)Гого!

Эстрагон. Что?

Владимир. А что, если нам раскаяться?

Эстрагон. В чем?

Владимир. Ну...(задумывается)что там вдаваться в подробности, нам это не понадобится.

Эстрагон. В том, что мы на свет родились?

Владимир разражается хохотом, но тут же с перекошенным лицом подавляет смех, схватившись рукой за низ живота.

Владимир. Не смеешь даже и смеяться.

Эстрагон. Ужасное лишенье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Саломея
Саломея

«Море житейское» — это в представлении художника окружающая его действительность, в которой собираются, как бесчисленные ручейки и потоки, берущие свое начало в разных социальных слоях общества, — человеческие судьбы.«Саломея» — знаменитый бестселлер, вершина творчества А. Ф. Вельтмана, талантливого и самобытного писателя, современника и друга А. С. Пушкина.В центре повествования судьба красавицы Саломеи, которая, узнав, что родители прочат ей в женихи богатого старика, решает сама найти себе мужа.Однако герой ее романа видит в ней лишь эгоистичную красавицу, разрушающую чужие судьбы ради своей прихоти. Промотав все деньги, полученные от героини, он бросает ее, пускаясь в авантюрные приключения в поисках богатства. Но, несмотря на полную интриг жизнь, герой никак не может забыть покинутую им женщину. Он постоянно думает о ней, преследует ее, напоминает о себе…Любовь наказывает обоих ненавистью друг к другу. Однако любовь же спасает героев, помогает преодолеть все невзгоды, найти себя, обрести покой и счастье.

Александр Фомич Вельтман , Амелия Энн Блэнфорд Эдвардс , Анна Витальевна Малышева , Оскар Уайлд

Детективы / Драматургия / Драматургия / Исторические любовные романы / Проза / Русская классическая проза / Мистика / Романы
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман