Не удивительно, что оценки его творений бывают столь разноречивы. По свидетельству видного французского критика Мориса Надо, «один видит... юмористический шедевр, другой — эпос катастрофы». Сказано это было по поводу романа «Моллой», но в сущности эти слова можно отнести к любому из произведений Беккета. Недаром, пытаясь определить своеобразие художественного мира этого писателя, Жан Ануй облек свою мысль в блестящий афоризм: «Мюзик-холльный скетч по «Мыслям» Паскаля в исполнении клоунов Фрателлини». За бессмысленной, как порой кажется, игрой и клоунадой невольных беккетовских шутов прорисовываются очертания мучительной тайны бытия. Символически она воплощена в пьесе в загадочной фигуре Годо, который, так ни разу и не появившись в пьесе, становится ее смысловым центром. Изо дня в день — или из года в год — не важно, важно лишь, что так будет до самого конца их жизни, он назначает Владимиру и Эстрагону явиться на это место «завтра». И они приходят, и ждут, неизвестно зачем и чего. И даже — неизвестно кого, потому что герои никогда не видели Годо и готовы принять за него любого прохожего. Дело осложняется появлением ложных вестников, которые, перенося встречу на «завтра», не приближают несчастных к постижению тайны.
Нередко фигура Годо, благодаря созвучию его имени с английским словом «бог», толкуется как воплощение Бога, а сама пьеса отождествляется с мистериальным действом, в котором Владимир и Эстрагон предстают как ипостаси разбойников, казненных одновременно с распятием Христа, что подкрепляется имеющимися в тексте аллюзиями. Многозначность, заложенная в структуру пьесы, не исключает подобной трактовки, хотя она и не представляется единственно возможной. Следует лишь напомнить, что мир произведений Беккета — это мир, где, по словам Ницше, «Бог умер». Сам писатель, как уже говорилось, предпочитал обобщение любой конкретной идее. Его универсум отвечает на вопросы его бессильных перед жизнью героев, одновременно смешных и трагических в своей слабости и слепоте, космическим безмолвием.
За пьесой «В ожидании Годо» последовали новые произведения Беккета как в драматической, так и в прозаической форме, неизменно свидетельствовавшие о непреклонном стремлении писателя к обновлению художественного языка, выводившем его за грань привычного, доступного и возможного.