Ликование людей, выживших в авиакатастрофе, сквозило в каждом жесте Герды и Капы. В том, как они праздновали каждую минуту, которую могли провести вместе, ведь мало ли что может случиться в будущем. В том, как занимались любовью, изо всех сил вцепившись друг в друга, ведь, возможно, вскоре кто-то один из них, а может, и оба лишатся жизни, и тогда уже не будет ничего, ни одной жалкой соломинки, чтобы ухватиться. В том, какой забавный ракурс он выбрал, чтобы сфотографировать ее в постели, полусонную, в его пижаме. В том, как они с утра, хохоча, отбирали друг у друга мочалку, как теснились, чтобы вместиться вдвоем в крошечный прямоугольник зеркала: он пытался побриться, выглядывая из-за ее плеча и намыливая щеку, она – накрасить губы, отталкивая его локтем, а потом поднимая на него зеленые глаза с выражением наполовину насмешливым, наполовину «это не я». В том, как плясали синие огоньки спиртовки под закипающим кофейником, в том, с каким зверским аппетитом набрасывались они на завтрак.
В первые дни они, будто завороженные, бродили по городу среди вооруженных толп, смотрели на детей, играющих на мешках с землей, из которых строились баррикады, встречали дружинниц из НКТ, из ПОУМ, из Объединенной социалистической партии Каталонии в синих комбинезонах со скрещенными на груди лямками, женщин-воительниц, черноглазых, с львиными гривами, сжимающих в одной руке газету, в другой – маузер. Они не походили на обычных представительниц «слабого пола». Эти женщины были другой породы. Не из тех, кто прячет голову под подушку, услышав вой койота, а из тех, кто будет не задумываясь палить из окон по фашистам. Британские и французские газеты дрались за то, чтобы разместить их портреты на первых полосах, не только потому, что восхищались их отвагой, но и потому, что фото «живых икон» войны приносили немалый доход. «Военный гламур», – с видом знатока заключил Капа, когда реквизированный автомобиль с буквами «ОБП» – «Объединяйтесь, братья-пролетарии», – намалеванными на дверцах, пересекал бульвар Грасия, мча их на полной скорости к управлению порта.
За несколько дней Капа и Таро так освоились в этой атмосфере, будто выросли в районе Грасия. Они прочесали город из конца в конец, неустанно охотясь за людскими чувствами, пытаясь истолковать мир с помощью своих фотокамер. Все снимки были подписаны «Капа», но тем не менее, особенно поначалу, автора было легко вычислить. Он работал со скорострельной «лейкой», легко приближавшей объект. Кадры с ней, как правило, получались более компактными, но в них всегда попадали какие-нибудь посторонние детали, добавлявшие сюжету красок. Герда снимала более медлительным «роллейфлексом» и выстраивала кадр не торопясь. Ее фотографии были более совершенными технически, но и более традиционными. Герде не хватало непосредственности, как всем не уверенным в себе новичкам. Однако у нее был нюх на неповторимые мгновения. Парочка, освещенная солнцем. Он – в синем комбинезоне и пилотке ополченца придерживает стоящую у ноги винтовку. Она – очень светлая блондинка в темном платье. Оба от души смеются. Что-то в них привлекло внимание Герды. Возможно, то, что эти двое были так похожи на них самих: тот же возраст, черты лиц, которыми они могли бы, казалось, незаметно обменяться, та же близость, то же ощущение сообщничества. Она навела на резкость. Встала против света, нашла нужный ракурс. Два силуэта четко вырисовывались на фоне деревьев. Щелк. Веселый снимок на первый взгляд, но, если приглядеться, было в нем что-то трагическое, что-то предвещавшее беду.
Но до настоящих военных репортажей всему этому было еще очень далеко. Под стеклянными крышами над платформами Французского вокзала толпились тысячи солдат, ожидая отправки на Арагонский фронт. Тем временем радио «Унион» не переставало призывать добровольцев. Герда и Капа фотографировали сотни молодых людей, прощающихся с невестами, зрелых мужчин с маленькими детьми на руках, стойких женщин, поторапливающих своих любимых, на ходу поправляя им небрежно заправленные в штаны рубахи. На этом перроне не было ни слез, ни Андромах, провожающих в битву Гекторов. Только густой запах вокзала, боковой утренний свет, только вагоны с открытыми дверями, набитые добровольцами и разрисованные надписями: «Лучше умереть, чем уступить тирану».
Полные жизни молодые мужчины высовывались в окна, потрясали сжатыми кулаками. Они и понятия не имели о том, что их ожидает. Большинству не суждено было вернуться в Барселону.
В порту Кадиса только что причалил грузовой корабль с первой партией самолетов и нацистских солдат.
Таро и Капа в кафе (Фред Штейн)
Photo by Fred Stein Archive/Getty Images
Портрет Герды Таро (Фред Штейн)