Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

— Размеров тут нету, не знал, какие трубы добуду.

Валерий навалился животом на стол и долго всматривался в чертеж, а Иван Иванович тем временем заматывал бинтом палец. Валерка поднял глаза от ватмана.

— Давай помогу.

Иван Иванович подставил палец:

— Затяни потуже.

— Могу и совсем ножовкой отмахнуть. Только чем будешь указывать.

— Вам укажешь, — Иван Иванович присел на лавку. — Изучил? Ну дак когда агрегат будет готов?

— Что выкроишь из твоих труб? По этому чертежу его сколько их надо, а ты сколько привез? Другой мужик больше на себе унесет. На спутник и то не хватит, — Валерий свернул ватман.

— Погоди, погоди…

— А что годить, ты и сам видишь.

— Я-то вижу, ты вари, еще привезу. Слушай, Валерий, сделаем сброс в одну «нитку», котел можно уменьшить; по рогожке тяни ножки…

— Я бы вовсе не стал делать этот водогрейный котел, сколько убьем времени. Таскаться с этим котлом, кочегарить его, ну его к шуту, где трубы на него?

— Так что ты предлагаешь? Стройку закрыть? Соображаешь. Ты давай, Валерка, сам настраивайся и ребят настраивай. Придется повечеровать, ничего не поделаешь.

Иван Иванович как-то сразу обмяк, прикрыл рукой рот.

— Пошли, — сказал он устало, — а то тут в тепле глаза, холера, сразу слипаются.

— Иван Иванович, а если я идею подкину, — засмеялся Валерка.

— Ну ладно голову морочить…

— Тогда я пошел.

— Нет, погоди, — удержал мастер звеньевого. — Выкладывай идею.

Они вернулись к столу, сели на лавку рядышком. Валерий достал «Столичные», подставил пачку Ивану Ивановичу, тот занес руку, но задержал над пачкой: брать или вначале послушать Валерия.

— Иван Иванович, а ты вот по любви женился или по необходимости? — вдруг спросил Валерка.

Иван Иванович поморгал:

— Я уж теперь и не помню, давно было.

— Нет, ты как на духу.

— Смотри, какой духовный отец. Тебе-то зачем? Имеет отношение к твоей идее?

— Не сердись, Иван Иванович.

— Ну что ж, — Иван Иванович хлопнул по колену, — изволь.

Привстал, заглянул Валерию в лицо. Не похоже, чтобы зубоскалил парень. Обычно у Валерия глаза бесноватые, зеленые, а тут серо-черные, и веки набрякли. «Мы ведь как: о трубах, о насосах, о выпивке — пожалуйста, сколько хочешь будем трепаться, а о том, что болит, что душу теребит и печет, об этом вскользь или совсем сведем…» Иван Иванович еще посидел в раздумье: «С чего начать? Что сказать? А надо сказать».

— Если не хочешь, не говори. Мне ведь твое сочинение ни к чему, в душу лезть не собираюсь.

— Что-то я тебя, Валерий, не пойму, мечешься с Татьяной, решить не можете? Вот мы с Катериной Алексеевной, тогда она еще была Катюшкой, как познакомились, как влюблялись — это известное дело. Роман. Книгу пиши. Честное слово, Валерка. Ну дак вот. Жила моя Катя тогда в затоне, на судоверфи, километрах в тридцати от города. А по тогдашним временам это было расстояние, — протянул Иван Иванович, — в «собачьих» ящиках ездили. Смех и грех, на грузовые машины, на кузова надевали фанерные каркасы — будка, как собачья конура, а дороги какие были: как тряхнет, так голова эту фанеру, как снаряд, прошибает. Со стороны посмотришь: головы арбузами торчат из этих «собачьих» ящиков. Но все равно, как воскресенье — туда. Ничто не удерживало, хоть на подножке, хоть на радиаторе.

Однажды что-то припозднились в дороге. Подъехали: огни в окнах. Я с машины бегом, влетаю к Кате. Стол накрыт, шампанское, за столом военный. Катя в белой блузке, она и сейчас ого, — голос у Ивана Ивановича потеплел, заговорил он тише, — а тогда — прелесть! Глаз не отведешь. Ну, я с ходу — может, родня какая — ему руку: «Иван». Он встал: «Степан». Парень, я тебе скажу, Валерка. Глаза голубые, волосы на три волны, грудь — во! Живота нет совсем, как у гончей. Я против него, ну, как бы тебе сказать, как мопед против «УАЗа». Да еще с дороги, на ушах пыли на палец. Стоим друг против друга, рука в руке.

Мать комментирует, дескать, это Степан Степанович, гость наш, Катю сватает, они с Катей сидели за одной партой…

От этих слов, веришь, будто мне кто под кожу горячий песок сыпанул… Мать что-то еще говорила. Только слышу Катин голос: «Степа мой школьный товарищ, а Ваню я люблю…»

В ту же ночь мы с Катей и укатили ко мне, не оставил. Не-ет. Вот какие пироги, Валерка, — досказал Иван Иванович.

Помолчали. Иван Иванович вдруг спохватился:

— Что, еще сидеть будем? Работа стоит, а зарплата идет, так, Валерка? Кто будет котел за нас делать?

— Никакого котла и не надо варить, — поднялся Валерий.

— Интересно, — вскочил и Иван Иванович. Он едва доставал Валерию до плеча. — Чем греть трубы будем? Этим местом? — он себя похлопал по заду.

— Труба в трубу — и вся любовь!

— То есть?

— Очень просто: на трубу, по которой будем качать воду, наденем еще трубу — «кожух». Чем больше зазор между трубами, тем лучше. К этой трубе-«кожуху» приварим штуцер-патрубок. Подгоняем любую машину, соединяем глушитель с этим штуцером и гоним выхлопные газы в эту трубу. Отапливаем наш водовод.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы