Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

Егор Жильцов вспомнил, как этой осенью загорали на том берегу, как по-пластунски с берега на берег перетаскивали по тонкому льду взрывчатку. К вечеру из-за горы пахнуло, дунуло словно подогретым воздухом, что редко бывает осенью. В какую-то минуту вздыбилась река, сломала лед. Многие не успели перебежать реку, сидели потом тоскливо на камнях, ждали, когда притихнет шальной напор воды. Тогда еще начальник стройки заверил — это хорошо помнит Жильцов, — что это последняя навигация без моста. Так дальше не может жить стройка. Что, дескать, этой зимой поставим мост. Вот на этом самом месте, в самом горле реки. Не только самосвалы, тяжеловесы пойдут, влюбленные на мост будут приходить. Егор тогда многие слова пропускал — привыкли к обещаниям. Конечно, подумал Егор, на насыпи монтировать куда проще. Все это так. Но, скажем, даже перекроют реку и поставят мост. А ну как ударит паводок, а плотину не успеют разобрать… Вон она какая, река-матушка, надавит. И мост сорвет. Черт ее удержит. По пять метров в час скачет. Сколько Егор повидал за свою жизнь рек, а такую ни разу не приходилось.

— Владимир Николаевич, мы никогда мостов не строили, тем более такой грузоподъемности, — послышались вздохи, — не шуточное дело.

— Ну, а что вздыхать? Правильно. Таких мостов еще никто не строил! Но, кроме вас, некому… Что на это скажут бригадиры? Ну вот ты, Егор Акимович?

— Скажи, Егор, — поддакнули монтажники.

И снова взялись за курево.

Кто-то приоткрыл дверь, и синяя от табачного дыма и сварки стенка колыхнулась, когда встал Егор. Он подошел к бачку, налил в кружку воды, не торопясь попил, опрокинул основательно кружку и тогда заговорил:

— Что и говорить, без моста и сейчас всех лихорадит. Если реку брать, то это надо делать теперь. Это сейчас она только такая — притаилась, будто сухая прорезь между горами. А в паводок что творится?! Сами знаете: не успел накинуть конструкции, раззявил рот — сраму не оберешься здесь, на больших порогах. Представляете, что тогда произойдет?.. — Егор хотел было прикурить «бычок», но раздумал. Замял окурок в широкий, словно совковая лопата, ладони и снова заговорил: — Как бы стали наводить мост? А так, методом «надвижки», на пилонах. Выдвинул секцию, балансируй грузом, в критический момент консоль передолять начнет — подставил под нее колонну и дальше выдвигай. Хоть восемнадцать, хоть тридцать шесть месяцев… И работа и зарплата растет. — Егор спрятал улыбку в рыжие насупленные усы. — А мы хотим за четыре месяца тысячу двести тонн конструкций поставить. Вы тогда на совещании говорили, — ткнул в сторону Фомичева Егор Жильцов. — Во что это обойдется? Труд, и немалый. Деньги тоже считать надо. Теперь все считают в свой карман. — Монтажники заулыбались. — Стимул. Вот я и говорю — стимул, стимул. — Егор поискал кого-то глазами, но не увидел. — Ответственность. Опять, какой человек, — Егор повысил голос. — Безответственность что стручок без семян. — Егор обернулся, посмотрел, куда бы сесть…

— Ты давай, Егор, не отлынивай. Про стручок — это одно, про монтаж давай, — зашумели монтажники.

— А что про монтаж, начальник сказал. Я вот помню, это было еще на Волге, вот так же приехал к нам начальник стройки, как бы, скажем, Владимир Николаевич. Рассказал проект, Волгу разве сравнишь с Колымой: ширина — куда-а, эта язва, Колыма, круче, а та шире, три года двигать мост по проекту. А мой бригадир, Павел Илларионович Неустроев, возьми да и скажи начальнику: «Если поставлю мост не за три года, а за три месяца, заплатишь по этому наряду?» Уж не помню, сколько было, то ли двести, то ли триста тысяч… Начальник вспыхнул, как факел, загорелся: «Давай, — говорит, — и орден еще дам». По рукам ударили.

Монтажники засмеялись.

— Вон куда Егор гнет.

— Ну-ну, давай, Егор Акимович, ну что, поставил мост?

— Как ставили-то? — нажимают монтажники на Егора.

Фомичев и тот свой интерес не скрывает. Жильцов прижег сигарету, раскурил, подождал, пока голоса поутихли.

— А получилось все так. Конечно, работали часов по пятнадцать, но дело не в этом. Поначалу наш бригадир дня на три закрылся с другими бригадирами, помощниками у себя в будке. Вышли, покачивает их — обалдели от табака. А дальше сделали баржу. Монтируем на ней ферму-пролет. Подводим баржу к быкам, ставим между быков ее на якоря. Открываем в барже люки, пускаем воду: баржа оседает, а ферма садится на опоры. Как только совмещаются оси, закрываем и люки. Отводим из-под фермы баржу. Откачиваем воду и снова ставим под монтаж. И так следующую ферму. За три месяца мост готов… — стоит… как молодой…

— Вот это да! — ржали монтажники. — Стоит, значит. Здорово!

— Заплатил начальник-то?

Егор тоже рассмеялся. Вспомнил «Яшкин наряд». Тогда все до копеечки по «Яшкиному наряду» заплатили. А «Яшкин наряд» так и прилип.

Засмеялся и Фомичев.

— Ну что ж, у деловых людей должен быть и деловой разговор, — сказал он.

Егор уже было уселся на свое место, но снова вернулся на круг.

— По мне, дак так. Чтобы с доставкой конструкций не вышло, как у нас частенько бывает: на бумаге споро, а на деле голо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы