Как-то мужики из бригады расчищали площадку для установки электропилы. Из земли торчал кусок арматуры и мешал. Один, другой подергал этот прут, послали за бульдозером. Морячка видела старания мужиков, она подгоняла брус на срубе второго этажа восьмиквартирного дома, видела и как бульдозерист отказался ехать. Сошла она по сходням с каркаса дома, выдернула арматуру и зашвырнула ее. Мужики тогда еще посмеялись, а в душе каждый подумал: нарвешься на такую…
Через год после того, как приехала, она из плотницкой бригады перешла в штукатуры. И портрет ее висел на доске Почета при въезде в поселок. Дело, конечно, не в портрете, да и портрет-то был не очень удачным, особенно последний дождь сильно подпортил лицо Морячке. Но вот в поселке стали замечать, что Морячка все куда-то на речку после работы спешит. Истолковывали это по-всякому — кто как. Дескать, морская душа к воде тянется. А потом и Георгия кто-то приплел — поселок как на ладони, от людского глаза не скроешься, — но пока вместе их никто не видел, только догадки строили. Говорили, Георгий — это парень ухо с глазом, этот охмурит… А Георгий, собственно, ничем и не выделялся, правда, звено монтажников, в котором он работал сварщиком, гремело на стройке. И вид у Георгия был приличный, он и ростом вышел, и в плече ладен, и лицом не подкачал. Одним словом, парень как парень. Действительно ему приглянулась Морячка. Но вот однажды увидели Настасью с Георгием — то ли они рыбу ловили, то ли гуляли по берегу — и раззвонили на всю стройку. Казалось бы, мало ли кто с кем гуляет, кому какое дело. Но на стройке только и говорили о Морячке.
— Пусть говорят, зря не скажут, — успокаивал Георгий и ласково заглядывал в глаза Настасье.
Настасья не отворачивалась, как раньше, а смотрела на Георгия, и глаза ее лучились скрытой радостью.
Вечер был безветренный, ярко, почти багрово горел закат.
— Хорошему человеку для счастья много нужно, а плохому еще больше, — скаламбурил Георгий и крепко-крепко обнял свою Морячку.
В этот вечер Настасья с Георгием под ручку прошлись по поселку. Их сразу и не признали. У Георгия в петлице подрагивала кисточка стланика, у Настасьи в руке топорщился пучок полевого зеленого лука.
Георгий проводил Настасью до женского общежития, еще постоял у крыльца, пока она не закрыла за собой дверь. И после этого вечера разговоры о Морячке прекратились. Морячка и расцвела. Платье вобрало и уняло ее кричащую силу. Идут по бетонке вдвоем — тук, тук каблучками — морская царица.
— Вот что делает любовь с человеком, — женщины глаз не отведут. Так они и прошли в поселковый Совет, и вышли мужем и женой. Морячка над Георгием как орлица над орленком, ветру дунуть не дает, хотя они по-прежнему живут она в женском, он в мужском общежитии. Собственно, только спят порознь, а так постоянно вместе. Морячка и обед Георгию принесет на работу. Поначалу он стеснялся, да и Настасью жалко: не отдохнет, со смены — и к нему.
— А мне в радость. — Расстелет салфетку на зеленый ковер. — Вот дадут комнату, дома буду ждать у окошка.
И снова при сдаче дома оттеснили Георгия с Морячкой: детей пока нет — перебьются…
Но Морячка не хотела и не могла больше ждать.
— Не унижайся больше, Гоша, — сказала она мужу.
И по стройке как легенда: впервые начальник стройки не уволил за расхищение строительных материалов — он увидел Морячку, нагруженную досками, и приказал завезти ей материалы на балок.
Все свободное от работы время Морячка строила балок, помогал ей и Георгий, и только под крышу вывели, так и перешли жить в недостроенный домик. И вот однажды, когда Георгий был в ночной смене, со стороны Нахаловки потянуло едким смолистым дымом. У Георгия так и екнуло в душе — он поначалу бросился по лестнице на кран, чтобы получше разглядеть, и тут же из клуба черного дыма взвилось багровое, окровавленное пламя. Георгий и не помнит, как скатился по лестнице, как бежал, а когда прибежал — пожар кончился. Посреди дымящихся головешек только и осталась от его балка железная, без трубы, печь.
Петро Брагин все это хорошо помнил, и от этого было горько на душе, неспокойно. И он отказался от балка, когда Валерий предложил всем звеном навалиться и срубить Петру с Ольгой балок. Как подумает, что ночью Ольга одна в балке, да вдруг, как у Морячки, замкнет проводку или из печки уголек выскочит.
Петро и на работе заметно сдал. Никогда такого не было. А что делать, если руки не поднимаются, сердце к работе не лежит.
— Замучила я тебя, Петя, — вздыхала Ольга. — Может, мне к маме уехать, переждать там у нее…
Эти слова привели его в какое-то суматошное движение, и он не находил себе места. Будто кулаком саднило под сердцем острое желание выместить на ком-то, крикнуть кому-то, что сыт он обещаниями. Хватит!.. Петро не выдержал и утром побежал к Фомичеву.
Секретарь не успела и глазом моргнуть, как Брагин ворвался в кабинет к начальнику и пошел «вразнос».
— Погоди! Кто обещал? Кто обманул? Да ты сядь, — приказал Фомичев Брагину. — Так и будем друг на друга глядеть? Мог бы и раздеться, хоть бы шапку снял.
— Что я, в церкви, — буркнул Петро.