Из всех сотрудников степановской лаборатории один только Валерий Николаевич как кормящий отец разросшегося семейства увильнул от бремени предпраздничных хлопот и расходов, а также ряда служебных и общественных институтских обязанностей. Единственное, что он продолжал делать исправно, со всем присущим ему педантизмом, — это поливать опытные лабораторные растения, посаженные не только в обыкновенные цветочные горшки, но и в самые невероятные сосуды, оказавшиеся некогда под рукой: в фарфоровые чашки, стеклянные цилиндры, толстостенные эксикаторы, напоминавшие по форме деревенские суповые миски, и даже в легкую пенопластовую упаковку из-под новых приборов.
Но так ли уж отвлечен был семейными обстоятельствами в действительности Валерий Николаевич? Не дальновидная ли рука судьбы навязала ему почетную роль многодетного отца и отстранила от прочих забот, оставив одну-единственную, лишь затем, чтобы сделать своим послушным орудием, ускорившим и без того стремительно надвигающиеся события?
Триэс же, напротив, взваливал на себя все новые добровольные труды, наскоро подытоживал разрозненные результаты исследований за последние несколько лет, чтобы обобщить их в монографии, писать которую ему никто не поручал. Куда он так спешил? Неужели и правда собирался поспеть к институтскому юбилею? Прийти к нему, что называется, с новыми трудовыми успехами?
В последнее время, пребывая по ночам в тревожном забытьи, между сном и явью, Сергей Сергеевич часто переносился мысленно в далекое прошлое, в доисторическую эру гигантских животных и растительных форм. Почему-то такие сны были ему приятны, а пробуждение мучительно, ибо оно возвращало в мир мелких вещей, измельченных масштабов. Он вновь закрывал глаза, стараясь поскорее забыть о том, что динозавры вымерли, древовидные папоротники исчезли, мамонты вымерзли, а оставшихся добили люди с дубинками.
Всякий раз эти ночные грезы смыкались с его собственным научно-фантастическим замыслом, который однажды солнечным утром, в начале июля, поразил воображение Сергея Сергеевича. Возникали и новые видения-замыслы, замыслы-гиганты. Во сне они претерпевали эволюцию. Подвергались естественному отбору. Приспосабливались к окружающей среде, к постоянно меняющимся обстоятельствам…
Глубокой осенью рано утром в профессорской квартире раздался телефонный звонок.
— Сергей Сергеевич, приходите, пожалуйста, скорее.
— Что случилось?
— Я тут одна. Мне страшно…
— Кто звонил? — спросила Дина Константиновна, когда он повесил трубку.
— Из лаборатории.
— Валерий?
— Нет.
— Гурий?
Он промолчал.
— Ты уйдешь сейчас?
— Да.
«Неужели опять? — подумала Дина с отчаяньем. — Нет, я этого больше не вынесу. Ведь это она звонила. Он опять пойдет к ней».
Лабораторная комната оказалась заперта. Сергей Сергеевич дернул за ручку.
— Кто? — тихо спросил голос за дверью.
— Откройте.
Замок щелкнул, дверь отворилась.
Кроме Инны в комнате находились Гурий и обе лаборантки. Горел свет. Четыре пары глаз были устремлены на него. Инна показала в сторону окна.
Сначала Сергей Сергеевич ничего не увидел. Ему просто показалось, что окно занавешено шторой, и он не сразу сообразил, что это крупные глянцевидные листья загородили окно, слившись в сплошную массу. На полу валялись осколки цветочного горшка и комья земли. Причудливо изогнутые белые корни растений мохнато свисали с подоконника, напряженно тянулись к другим сосудам с землей, надеясь найти там дополнительные источники питания. В месте стыка потолка и стены образовалась глубокая трещина, уже плотно забитая листьями. По потолку беспорядочно разметались молодые побеги.
Сергей Сергеевич осторожно дотронулся до корней и почувствовал ответное движение.
— Кто это сделал?
Все молчали.
— Вчера вечером Валера полил его, — сказал наконец Каледин.
Сергей Сергеевич продолжал пристально смотреть на Гурия, будто ожидая дополнительных разъяснений, но никаких разъяснений не последовало.
— Вот контрольное растение. — Инна взяла с лабораторного стола небольшой горшок, помеченный черным восковым карандашом. — А это… это… — запнулась она, не зная, как назвать то, что находилось теперь перед ними.
— Где Валерий Николаевич? — спросил Триэс.
— Еще не приходил.
— Я не трогала, Сергей Сергеевич, — нарушив томительную тишину, вдруг запричитала одна из лаборанток. — Честное слово, Сергей Сергеевич. Это не я. Мне-то зачем? Был бы хоть цвет, а то зелень одна…
В наступившей опять тишине послышалось легкое шуршание, будто песок сыпался или мыши грызли деревянную перегородку. Сергей Сергеевич взглянул на потолок, откуда упало несколько хлопьев отсыревшей побелки.
— Сверху не приходили?
— Стучались, но мы не открыли. У них, кажется, пол приподнялся.
Триэс рассеянно кивнул, как-то странно заулыбался. Подошел к своему столу, раскрыл телефонный справочник, набрал трехзначный номер.
В это время в дверь отрывисто постучали.
— Кто?
— Это я, Инна, открой.
Ласточка вихрем ворвался в комнату, сразу устремился к окну.
— Вот это да! Вы зачем заперлись? Надо народ звать. Это же чудо!
— Ты наверх посмотри.
— Ну и что?
— Потолок рушится. Там у них пол вздулся.