В партизанах

Моя сестра была. Брата убили тут же, на месте. Как я сказал: “Немец идет!” - дак сестра дала драпу в лес. Тут нашлась еще невестка - она тоже в лес. А дети - за нею.

Ну, а мы только повставали все. Стоймя стали.

Корова была привязана Он дал очередь в то место. Попало этой корове. Корова эта - по лесу. И повалилась. Как начала ногами. Пока она кончилась.

Он надумал - и ракету вверх - жах! Тут их аж черно стало. Повыбежали из лесу, окружили нас полностью, со всех сторон. Ну, хлопцы такие были

- крест [Свастика.] на рукаве и в черном одеты были.

Нас построили. Начали издевательства. Мужчин отдельно построили, а баб - отдельно. И начали лупцевать этих мужчин.

- Где ваше, бандиты, оружие?

Сюда подставит, под бороду. Карабин или черт его там знает. А я за юбку у мамы держусь. Я ж уже немного ладный был, первый класс кончил уже.

Так этих мужчин били, сколько им надо было, метров пятьдесят отогнали, лег пулеметчик. Минометчики легли с боков.

А у меня еще детский разум был - глядеть, как мина летит. Один лежит, а другой зайдет со стороны - швырь! Я видел это - мина летит и плюх там, свалится, туда, в березничек. Я то место знаю и теперь. Только теперь оно изменилось, конечно, много лет прошло.

Побили этих мужчин - бабы наделали крику. Пулеметами побили - куда ж они на чистом лугу денутся? Три пулемета. Как косанули! Там и мой брат был, Василь. Жена его с нами была и дети.

Прилетает один сюда, этот немец. Хотели нас в березничек, тут уголок один остался. Какой-то старший подъехал и говорит: “Нет!” Или как он там сказал. Они изменили план. Как стали из миномета бить - два

хлопца идут. Молодые хлопцы, може, им тогда по семнадцать было, по восемнадцать. Нас пока оставили. Тут плач. Тут дети эти плакали.

А я не плакал, как-то держался. Интересовался просто. И знал же, что на смерть иду!..

Добре. Занялись этими хлопцами. Били их, сколько хотели. Известно ж, люди при силе, а тут - бессильные. В этот березничек, где нам надо было лечь, этих хлопцев. Так вот как-то положили и прострочили их.

Сейчас подошел ихний этот, какой-то старший, видать, и говорит:

- На Буденичи! Ну, нас погнали.

Мы немного отошли, и этой нашей невестки старший хлопец прорвался. А младший, Генка, тот остался. Вернулся сюда, где нас брали.

А меня как брали с места, то там постилка была завязана: хлеба краюшка была. Я завязал за плечи. Дак он мне сказал:

- Сынок, не бери, он тебе не нужен.

Я на месте это и бросил.

Прогнали нас метров пятьдесят - выбежал ребенок. Шел сзади конвоир. Говорит. Старушка сзади шла, дак он ей говорит:

- Приведи его!

Пацаненка того. Она пошла. Если б умная старуха, дак она б за этого пацаненка да в лес. Черт бы за нею побежал. Мы тут начали б разбегаться. А она пошла, за ручку того ребенка и привела сюда, в колонну к нам. Идем дальше. Мать мне говорит:

- Сынок, лезь в куст.

- Мамочка, - говорю я, - штыком как даст!.. Пырнет все равно.

Я уже разбирался. Десятый год мне был. Или уже одиннадцатый. Я девяти лет в первый класс пошел: маленький был какой-то.

Я не полез в куст. Пригнали нас в землянки. В первую землянку пошли старухи какие-то. Мы отошли метров тридцать - уже эти первые - др-др-др! Горит. Кто в другую пойдет? Столбом стали люди. А у них палки были

- или они повырезали, или им давали такие, черт их знает. Лупцуют сзади там.

Гляжу: моя мать первая пошла в эту землянку. Ну, раз мама пошла, должен и я. Я за нею второй - шмыг. Она как шла - были две переборки, поленца такие. Кто-то картошку ссыпал, что ли. Она легла туда так вот как-то. _(Показывает.)_А я сел. Тут еще старушка. Или они вкидывали их - кто знает. Мы не видели. Може, моей маме первой попало, дак она и шмыгнула сюда. Налезло, налезло, налезло людей - дети и бабы старые. Я сел, и мне думка такая - тюк в голову: “Я знаю, что убьют, дак нехай с мамой убьют”. Он только стал в дверях. Что-то там стал копаться в автомате. Начал он лязгать, а я в этот момент - шусть за маму. Так вот

лег и слушаю, как в меня будет пуля. Еще не разбирался, - думал, что она будет, как червяк, точить, эта пуля. Може, я так минуту полежал. Он

- др-р-р! - начал стрелять. Пострелял. Только у нашей невестки, - а брата там убили, на лугу, - был дитеночек малый на груди привязан, дак тот только “ку-ва, ку-ва!” - закричал.

Все. Кончилось.

Приносит солому сюда, в эту землянку. Солома, слышно. Я ж то живой. Солому - шарах сюда и запалил. Дым этот тут пошел. Лежу я так вот, зажимаюсь. Сгорела эта солома.

- Е.т.м., не горит!

По-русски сказал. А так - лопочут по-немецки.

Добре. Сгорела солома, отошли, минуты две - гранату сюда. Граната эта разорвалась. Тут все это - поленья, бочка какая-то лежала, железяки -все на нас выворотило. В двери он туда попал. Те, что были убитые, тех поразрывало. Другую они вбросили. Но это я уже мало слышал. Как выстрел какой-то, как пистолетный. Я еще услышал это. Мать, не знаю, слыхала или нет.

Добре. Пролежали. Сколько мы там пролежали?.. Я слышу: мать дышит, живая!.. Я уже ее прошу:

- Мамочка, не дыши. - Так страшно ребенку, что я говорю: - Мамочка, не дыши.