В партизанах

Двор, в который мы зашли, аккуратный, ровно поросший чистенькой травой. Много дров, сложенных в стожок. У крыльца бабуля чистит грибы. Сама в резиновых сапожках, еще мокрых: только что из лесу вернулась. Тут оно и пришло, открытие ежегодной радости: после дождя

- грибы. И хорошая зацепка для разговора.

МАРИИ ДМИТРОВНЕ ПОТАПЕЙКЕ семьдесят второй год, хоть с виду столько бы не дал. Подвижная, приветливо веселая. И возвращать ее в давнее, в страшное - не хочется. Да ей и самой неохота. Вот помрачнела сразу.

«Раненько я печь топлю, блины пеку, ну, а хлопок был у нас, сын, дак он побежал на улицу - уже играться к соседям. Уже бежал он туда, бежал -ой, что-то по улице стреляют, пули свистят!.. Ну, дак мы закричали на него:

- Вот тебе надо бежать, сиди тихонько! Там вдут - може, партизаны, може, немцы, кто ж их знает!..

Ну, идут по селу, идут - немцы, видим, что немцы!.. Тут колодезь был, они поставили пулемет - коров уже с того конца гонят, гонят, гонят.

Мой - на меня:

- Подои.

Надо б идти поциркать, да боюсь. Он:

- А чего бояться! Иди, а то вот заберут корову.

Ну, я пошла, циркаю, циркаю.

Стреляют. Стреляют по дворам, стреляют. К соседу вот сюда подошли уже, стреляют. Я бросила доить и иду. Только вышла, вот тут встретила

- бегут! Во двор бегут, бегут немцы. И спрашивают, есть ли корова, куры есть ли, гуси, кони, овечки - все. Ну, больше ничего у нас не было, только корова еще была, куры еще были. Конь был, дак мы спрятали, спрятан был.

Корова есть, куры есть, больше ничего. Вернули меня, чтоб я корову выгнала. Я выгнала им корову. Тогда иду, а они бегут за мной, в хату, бегут. Ну, вбежали и нас во двор гонят, ага, к коменданту. Ну, а мы детей уже оставили, говорим:

- Детки, побудьте в хате, а мы, може, одни сходим.

Ну, мы пошли, а немцы побежали и повыгоняли детей из хаты, и они снова к нам пришли. Мы уже идем по улице, и идет немец. Один, да два еще. Идут, халаты в крови - и. Встретили нас, спрашивают:

- Партизаны были?

Ну, мы говорим:

- Были. Что ж, были.

- Сколько?

- Четыре было подводы.

- А что брали?

- Все брали, что им надо. И хлеб, и картошку, и мясо.

Тогда комендант отсюда, с этого конца, подошел и на него: “Гер-гер-гер”. И сказал: коров уже гнать, уже коров в Осиповичи гнать.

Пошел мужик мой. И дочка. Но она видит, что я не иду, дак и она вернулась. Говорю:

- Почему ты вернулась, почему не бежала с отцом? Он там где-нибудь спрячется, и ты б спряталась. А пойдем туда, дак там пожгут, поубивают нас.

Они и вправду построили девочек особо и нас особо. Девочек - коров гнать. И спрашивают:

- Партизаны были?

Первого спросили. Он говорит:

- Не было, не видел.

Раз не видел, дак немец его за шиворот. Он дитятко на руках держал. За шиворот и - под сарай, в снег, в сугроб, и убил.

Потом жена уже с ребенком старшим за ручку и: “э-э-э!..” - заголосила, заголосила. Он и ее туда, и убил. А мальчик около меня стоял - такой вот мальчик. Рванулся бежать к ним. А я за него, говорю:

- Не беги, стой, стой!

Он, правда, стал, стоит. И теперь живет где-то в городе, бог его знает. Потапейка его фамилия. А звать как - забыла.»

* * *

Мы беседуем в светлой, чистой кухне. У окна тихо стоят две городские внучки, гости на каникулах, одна - подросток, другая - еще дитя. И дед сидит, КАСТУСЬ КАРПОВИЧ, хозяин. Он вернулся из сельмага, еще когда мы были с бабулей во дворе. От калитки приветствовал нас Веселым: «Здорово, хлопцы-протопопцы!..» Теперь вот он слушает, молчит, а потом и сам начинает:

«.Это Новый год был, если по старому стилю, в сорок третьем году.

Раненько приехали какие-то и тянут пулемет, - вот тут колодезь был, -все в белых халатах.

Мы сидим в хате. Печка - железная, жестяночка. Четверо детей у меня, малых: самая большая девочка ходила в шестой класс. А то все малые были. Ага. И слышим: стреляют с того конца. Коровы бегут по улице. Ага, а потом вот здесь, на углу, мой дядька жил родной, батькин брат. И вот этот дядька выгнал корову сюда на улицу. Он - раз, застрелил!..

Женка дядькина гвалту наделала. И женку застрелил тут. Потом - двух девок. И девок обеих застрелил. Тут же в воротах. Я и говорю, что это людей бьют. Ага. А потом они в другую хату. Только зашли - в хате стреляют. Ну, а мы сидим так. Потом и в третью зашли - тоже стреляют. Ну, все!

А потом - раз - приехала легковая машина. Вылазит один, уже без халата. Ну, офицер, “комендант” они называли его. Ну, тут они все прибежали уже, собрались, дак он им скомандовал, чтоб не убивать уже, значит, остальных людей. А согнать в одно место.

Они прибежали ко мне и говорят:

- Идите к коменданту.

А я говорю:

- А что - с детьми, брать мне детей?

Дак он махнул рукой: как хочешь, хочешь - бери, хочешь - не. Они знают, что все равно это. Ну, мы собрались с бабой и пошли.

Я говорю:

- Вы, детки, сидите, грейтесь у печки, мы придем, тогда заберем вас.»

Дальше старик, повторяя рассказанное женой, говорит, как тот немецкий комендант допрашивал его, бывают ли тут партизаны, и не застрелил, как застрелил того соседа, который сказал, что партизан не видел.