В пасти Дракона

Полковник Мищенко, получив эту просьбу, немедленно сформировал отряд из 300 человек лёгкой конницы и полубатареи и вышел из Мукдена. Путь был нелёгкий. Приходилось идти горами, и стоял такой мороз, что один из нижних чинов отморозил себе на ноге палец. На всём своём пути отряд гнал, как стада баранов, банды китайцев, принадлежавших к рассеянной китайской армии. Эти храбрецы, превосходившие русский отряд в несколько раз по численности, всегда улепётывали при первом приближении русских.

К несчастью, просьба фудутуна пришла слишком поздно.

Когда явились русские, Синь-Дзинь-Тин был уже разграблен и разорён. Китайские же грабители убрались подальше вглубь страны, где и рассеялись, так что отыскать их не представлялось, возможным.

Отряд должен был возвратиться в Мукден[102].

Вообще странно создан русский человек. Есть в его характере одна черта, за которую многие порицают русских людей: это умение подстраиваться к окружающей среде, приспосабливаться без ущерба для себя к чужой жизни. Куда бы ни пришёл русский — везде он свой. Так было и в Маньчжурии, в занятых русскими войсками пунктах.

Не перечесть всех поразительных примеров этого.

Заняли русские тот или другой город, заняли с бою. В паническом ужасе разбегается по окрестным лесам и трущобам население. Тот остаётся на месте, кто только ноги унести не смог. Но вот проходит день, за ним — другой... в завоёванном городе всё тихо и спокойно. Жилища стоят целые, никто ни поджигать, ни разрушать их не думает. Тот, кто остался, никакой обиды не потерпел, напротив, успел уже в самое короткое время подружиться и с этими наводившими ужас казаками и пехотинцами.

Смелеют бедняки; один вернулся на старые пепелища, другой, третий глядь, никаких следов разрушения, храмы и кумирни целёхоньки. Ни один бог из них не выброшен, даже молитвенные палочки все остались на своих местах.

На улицах и в переулках всё тихо. Правда, и тут, и там видны солдатики, но они ведут себя чинно, мирно, никого не трогают. Даже, завидев какого-нибудь китайца постарше да посолиднее или женщину с ребёнком, сами сторонятся — дорогу дают...

Где же страшные враги?

Изумляются китайцы, совсем не того ожидали они. Им-то их же власти — фудутуны, дайотаи и прочие — наговорили, что русские более свирепы, чем головорезы-хунхузы; тигров поэтому ожидали бедняги встретить в этих завоевателях... а вместо этого — хорошие, добрые, никому беспричинно не делающие зла люди.

Теперь уже час от часу смелеют беглецы. Спокойно возвращаются они по домам. Всё их именьишко, весь скарб домашний не только целы, но даже находятся под особой охраной...

Вместо взяточника и вымогателя дайотая русский начальник, офицер, ласковый, предупредительный.

Прежде, при своих, так было: у начальства только богатый прав, а бедняк всегда виноват; теперь — нет; не прав богач, так и не прав; ежели прав бедняк, то он без всякой взятки у русского начальника; правду найдёт.

Китайское сердце к справедливости чутко... Также и сердце маньчжурское.

Время идёт, дивятся побеждённые всё более. В окрестностях солдаты, их же земляки, появились. Первое что — своих же грабить начали. Что же русские? Они идут на защиту своих недавних врагов от разбойников.

Примечают бедняги всё.

Там, где нет импаней, солдат развели по обывательским домам. Дрожат хозяева: страшный враг в доме. А этот «страшный враг» суток не пробыл, а в хозяйской семье стал своим. Не ему хозяева служат, он им услужить старается... То воды натаскает, то дров, то, гляди-ка, с голопузыми китайскими ребятишками, как заботливая нянька, возится, играет — верно, свои пузыри приходят на память, и ради них чужие становятся дорогими.

Смотрят бедняки — дивуются. Где же враги-то? Пришли братья добрые. Нет зла на сердце у них.

Праздник там какой выдастся у русских, смотрят китайцы, собрались кучки солдат все одной роты. Откуда ни возьмись гармоника, а не то самодельная балалайка. «Музицирует» усатый «кавалер», а у самого рожа от душевного восторга лопается, когда вдруг развеселившиеся товарищи в присядку пойдут... Шум, гам весёлый кругом, песни залихватские...

Где же тигры лютые; бессердечные? Нет их. Братья всё это добрые.

Смотрят побеждённые и верить не хотят, когда доходяг до них вести из несчастной столицы.

— Быть этого не может! — говорят они вестовщику. Сколько времени прошло, как живём вместе, кроме доброго, ничего не видали... Случилось тут как-то, угостился один из русских нашей рисовой водкой и обидел китайца... Так их же командир своего наказал за это престрого, а обиженного наградил. Вот они какие враги!

Но вестовщик стоит на своём.

— Да у вас кто здесь? — спрашивает он.

— Как кто? Враги!

— Русские?

— Русские!

— Вот в том-то и всё дело! А там европейцы: белые дьяволы. Пока русские в Пекине были, они сами никого не обижали и другим обижать не позволяли... Ушли они — и горе всем нам!

Только головами покачивают побеждённые, а вестовщик из несчастного Пекина продолжает речь.